Дом жил своей жизнью. И теперь я была частью этой жизни.

Завтра будет новый день, новые посетители, новые вызовы. Где-то в темноте, возможно, строит планы Ворт со своими холодными глазами. Но сегодня я выиграла первую битву.

И это было только начало.

Я поднялась с пола, отряхнула платье и направилась на кухню. «Толстяк Блин» дремал в углу, его чугунный корпус еще хранил тепло дневной работы. «Жук-Крошитель» застыл на столе, его бронзовая спинка тускло поблескивала в свете угасающей печи.

— Спасибо, — тихо сказала я им всем. — Спасибо за помощь.

И мне показалось, что механизмы довольно загудели в ответ, словно понимая каждое слово.

Может быть, так оно и было.

Глава 8

Меня разбудил запах. Густой, теплый аромат свежеиспеченного хлеба просочился сквозь щели в полу, поднялся по скрипучей лестнице и окутал мою спальню уютным облаком.

Я потянулась под колючим шерстяным одеялом, вдыхая этот запах полной грудью. В прошлой жизни моим будильником был резкий звон телефона. Здесь же меня будило обещание нового дня, воплощенное в запахе еды. Это было утро работающего дома, утро харчевни, которая жила своей собственной, отлаженной жизнью.

Спустившись на кухню, я почувствовала привычное тепло. «Сердце Харчевни», массивная печь в углу, уже не спала. Её кирпичные бока дышали жаром, а стрелки на медных циферблатах застыли на нужных отметках.

Согласно записям Марка, печь сама поддерживала ночной огонь, чтобы к утру быть готовой к выпечке. Я подошла к ней и приложила ладонь к боковой панели управления — уже не было того первобытного страха, как в первый раз. Теперь это стало привычным, почти интимным действием. Закрыв глаза, я мысленно отдала команду: усилить жар в главной камере, на варочной поверхности поддерживать средний огонь. Печь ответила глубоким, довольным гулом.

На разделочном столе ждал своей очереди «Жук-Крошитель». Рядом лежала горка репчатого лука. Прежде я давала ему простые команды: нарезать кольцами или кубиками. Но сегодня захотелось приготовить особый соус к мясу — рецепт из отцовских записей требовал лука, нарезанного тончайшими, почти прозрачными лепестками.

Я положила ладонь на прохладную бронзовую спинку и сосредоточилась, представляя не просто форму, а текстуру будущей нарезки. Механизм дрогнул, издал привычный паровозный выдох, но звук изменился. Вместо размеренного «Клац-клац-клац-вжик!» послышался более частый, музыкальный перестук. Из выходного отверстия посыпались луковые лепестки, идеальные в своей тонкости. «Жук» понимал сложные образы. Он был продолжением моей воли.

В своей огромной чугунной чаше отдыхал «Толстяк Блин». Он закончил ночной замес, и латунный шарик-индикатор на его «макушке» застыл в покое. Тесто под мощными крюками было живым, дышащим, идеальным. Я с нежностью похлопала механизм по теплому боку. В ответ из одного из клапанов вырвалась тихая струйка пара, словно он вздохнул во сне. Я работала не с машинами. Я работала с существами, сотворенными гением моего отца.

Вынув из печи пять румяных буханок, я почувствовала укол гордости. Хлеб был идеальным — корочка хрустела, мякиш пружинил под пальцами. Это был мой хлеб. Моя харчевня. Моя новая, странная, но по-настоящему живая жизнь.

К полудню харчевня гудела, как растревоженный улей. За длинными столами разместилась шумная компания гномов из клана Кремневых. Они громко обсуждали цены на руду, стуча тяжелыми пивными кружками по дубовым столешницам. В углу устроились двое торговцев в дорожной пыли, с жадностью поглощавших горячее рагу. Даже Мок, добродушный орк-мясник, заглянул на минуту, осушил кружку эля и подмигнул желтыми глазами. Я носилась между столами, ноги гудели от усталости, но на лице играла улыбка. Я справлялась.

Именно тогда дверь отворилась, и на пороге появился он.

Гном, но разительно отличающийся от шумных Кремневых. Высокий для своего народа, с широкими сутулыми плечами, одетый в простую, добротную кожаную одежду без украшений. Его борода, где серебро седины смешивалось с черным, не была заплетена в хвастливые косы, а спадала на грудь водопадом. Но больше всего поражало лицо — словно старая карта, испещренная шрамами. Глубокий рубец пересекал левую бровь и терялся в бороде, придавая взгляду суровое, хищное выражение.

Он не стал искать компании. Молча прошел в самый дальний угол зала, сел за пустой столик и замер, превратившись в часть тени. Когда я подошла к нему, он даже не поднял головы.

— Пива, — бросил он голосом, глухим, словно из-под земли.

Я принесла ему самую дешевую кружку светлого эля. Он поставил её перед собой, но не притронулся. Вернувшись за стойку, я почувствовала его взгляд на спине: тяжелый, физически ощутимый. Первая мысль была о Ворте. Неужели этот жуткий человек уже нанял шпионов? Я пыталась сосредоточиться на работе, улыбалась гостям, принимала заказы, но часть сознания была прикована к темному углу. Шум и смех казались далекими и ненастоящими. Реальным был только этот молчаливый гном и ледяная тревога, расползающаяся по венам.

Он просидел так два часа. Обед закончился, посетители начали расходиться. Кремневые оставили на столе гору медных монет и ушли, продолжая громко спорить. Торговцы раскланялись и поспешили по делам. Харчевня пустела. Вскоре в зале остались только мы двое. Тишина, нарушаемая лишь тихим скрежетом «Паучка-Мойщика» в тазу на кухне, давила на уши.

Гном поднялся.

Каждый его шаг по дощатому полу отдавался в моей груди. Он не спешил, двигался с тяжелой, вековой основательностью. Подойдя к барной стойке, остановился и посмотрел мне в глаза. Взгляд был темным, как заброшенная шахта, и в его глубине не было ни враждебности, ни дружелюбия. Только выдержка и ожидание.

Молча он снял с пояса тяжелый кожаный мешочек и положил на стойку. Глухой стук заставил меня вздрогнуть.

— «Искра Глубин», — произнес он низким голосом.

Я растерянно моргнула. Название ни о чем не говорило — было похоже на название редкого камня или древнего артефакта из приключенческих романов, которые любил читать отец.

— Простите, что? — переспросила шепотом.

Гном не ответил. Лишь чуть наклонил голову, и темные глаза, казалось, заглянули в саму душу.

— Мы ждали достаточно, — сказал он. — Когда она будет готова, подай знак. Я приду и заберу заказ.

Я открыла рот, в голове роились десятки вопросов. Что это? Какой знак? Почему я? Но не успела произнести ни слова, как гном, словно выполнив миссию, резко развернулся и тяжелой поступью направился к выходу. Дверь за ним захлопнулась, погружая зал в окончательную тишину.

Я осталась одна посреди