обратно... к твоему мужу.
Он поднялся, и я поняла, что аудиенция окончена. Я осталась сидеть, сжимая в пальцах холодную фарфоровую чашку, с целой бурей новых чувств и мыслей внутри. Страх сменился странным, щемящим предвкушением. Завтра все начнется по-настоящему. Но на этот раз — с новых позиций.
Император вышел, оставив меня наедине с гулкой тишиной и грандиозностью его гостиной. Почти сразу же, словно из воздуха, материализовалась служанка в платье куда более изысканном, чем у горничных в доме Адарских. Молча, с глубокими, отточенными поклонами, она проводила меня по бесконечным, украшенным гобеленами коридорам и наконец распахнула высокую дверь, впуская меня в мои новые апартаменты.
Мой взгляд скользнул по комнате, и я почувствовала, как у меня перехватило дыхание. Это был не просто будуар. Это был зал. Потолки уходили ввысь, поддерживаемые колоннами с лепниной, а стены были обиты шелком цвета рассвета. Огромное резное ложе с балдахином из струящегося серебристого газа казалось островком в море пространства. У противоположной стены пылал камин, а перед ним стояли диваны и кресла, утопающие в подушках. Окна от пола до потока выходили в частный сад, и вечерний свет заливал комнату золотым сиянием. Роскошь здесь была иного порядка — не демонстративной, как у Адарских, а врожденной, исторической, дышащей спокойной уверенностью в своей власти. Она подавляла своим масштабом.
Служанка бесшумно удалилась, и я осталась одна. Опустившись на край огромной кровати, я ощутила, как с меня словно сняли тяжелые доспехи, под которыми я шла весь этот безумный день. Тело гудело от усталости, а в голове одна мысль сменяла другую: «Я — племянница императора. У меня есть власть отказаться от Витора. Что, если я сделаю ошибку? Что, если это все же сон?»
Я провела остаток дня, не выходя из комнаты, будто в коконе. Я бродила от камина к окну, касалась пальцами холодного мрамора каминной полки, гладила шелковую обивку мебели — все это помогало убедиться в реальности происходящего. Мысли кружились по одному и тому же кругу: образ надменного Витора, потрясение в его глазах, когда его отшвырнуло прочь, серьезное лицо императора и его рассказ о сестре. Я чувствовала себя пешкой, которую внезапно переставили на другую часть доски и объявили ферзем. Головокружение от этой метаморфозы смешивалось с давящей тяжестью ответственности.
Вечером мне принесли ужин — изысканный, легкий, сервированный на тонком фарфоре. Я ела, почти не ощущая вкуса, механически, глядя на танцующие в камине языки пламени. Усталость брала свое, и когда я наконец упала в объятия невероятно мягкой постели, меня накрыло волной беспамятства, а не сна.
И, как ни странно, я проспала крепко, без сновидений, будто моему перегруженному сознанию был дарован целебный отдых. Я проснулась утром, и первый луч солнца, пробивавшийся сквозь щели в шторах, не резал глаза, а ласкал веки. В голове была непривычная ясность, а тело чувствовало себя свежим и бодрым. Буря от вызванных эмоций наконец-то улеглась.
Глава 10
Утро началось с непривычной легкости. Я подошла к шелковому шнуру у кровати и дернула за него. Почти мгновенно в дверь постучали, и вошли две служанки — их движения были отточенными, а почтительность почти осязаемой. Под их умелыми руками я превратилась из задумчивой девушки в особу, соответствующую своему новому, пусть еще не осознанному до конца, статусу. Мне подали великолепное платье из мягкой шерсти цвета утреннего неба, скромное, но безупречно сшитое. Волосы убрали в элегантную, но не сложную прическу, позволив паре прядей мягко обрамлять лицо.
Затем меня проводили в малую гостиную императора. Он уже ждал меня за небольшим столиком, на котором стоял завтрак — свежие булочки, сезонные фрукты и дымящийся ароматный чай. Солнечный свет заливал комнату, делая ее менее официальной и более уютной.
— Выспалась, милая? — спросил он, и в его взгляде читалась неподдельная забота.
— Невероятно хорошо, ваше величество, — ответила я с легкой улыбкой, садясь напротив. В воздухе витало невысказанное понимание того, что сегодняшний день все изменит.
Завтрак прошел в спокойной, почти семейной атмосфере. Он расспрашивал меня о впечатлениях от дворца, а я, в свою очередь, осторожно интересовалась историей некоторых картин в зале. Ни слова о Виторе, о браке, о вчерашнем потрясении. Это было затишье перед бурей, и я ценила эту передышку.
Когда трапеза подошла к концу, император отпил последний глоток чая и поднялся.
— Пора возвращаться. Уверен, твой супруг уже извещен о твоем скором прибытии.
Он снова взмахнул рукой. Воздух в центре гостиной задрожал и разорвался, открыв все тот же сияющий вихрь портала. На мгновение я встретила взгляд императора — в нем было напутствие и молчаливая поддержка. Затем я сделала шаг вперед.
Ощущение было таким же стремительным и дезориентирующим, но на сей раз я была к нему готова. Мир проплыл перед глазами и замер. Я стояла в знакомом холле дома Адарских. Позади меня портал сомкнулся с тихим щелчком.
Здесь царила мертвая тишина. Та самая, что бывает, когда все застыли в ожидании. И в центре этого ожидания, с лицом, в котором смешались нетерпение, гнев и то самое неотступное любопытство, стоял Витор. Он был один. Его взгляд упал на меня, и я увидела, как в его глазах вспыхивают десятки вопросов. Но прежде чем он успел что-то сказать, я мягко улыбнулась, ощущая новую, непоколебимую уверенность внутри.
— Доброе утро, милорд, — произнесла я, и мой голос прозвучал на удивление ровно и спокойно. — Кажется, мы с вами не закончили наш вчерашний разговор.
Витор стоял посреди холла, застывший, словно изваяние. Его пальцы были сжаты в кулаки, а в глазах бушевала буря из гнева, недоумения и того самолюбия. Он скривил губы в безрадостной усмешке.
«Стерва», — было написано на его лице крупными, почти видимыми буквами. Но вслух он выдавил нечто иное:
— Мы можем пойти в любую гостиную. Чтобы поговорить. Без лишних глаз.
— Как вам будет угодно, — легко согласилась я, чувствуя, как нарастает странное возбуждение от этой игры.
Мы молча поднялись по мраморной лестнице на второй этаж и зашли в первую же попавшуюся гостиную — уютную комнату с темной дубовой мебелью и высоким резным камином, в котором уже потрескивали поленья, словно кто-то заранее позаботился о создании атмосферы для тяжелого разговора.
Едва дверь закрылась, Витор резко обернулся. Он не предложил мне сесть, просто стоял, впиваясь в меня взглядом, полным требовательного ожидания. Я, не смущаясь, опустилась в глубокое кожаное кресло у огня, устроилась там поудобнее