Он ответит. Ответит за нее сполна!

Мать Эдриана, Нерисса, тоже была очень красива и могла похвастать такими же идеальными платиновыми волосами. Видно было, что внешностью и статью Эдриан пошел в нее.

Вот только глаза у моей свекрови, в отличие от ее сына, были красные, и это сразу делало всю ее красоту зловещей и надменной.

– Исходя из своих наблюдений через кристальон за вашим поведением на первом испытании, Мудрый Стол присудил вам баллы, – процедила Нерисса и ее служанка Сея сунула мне закрытую непрозрачную вазу в форме лебедя, в которой что-то позвякивало. – Напоминаю, что вы не должны открывать сосуд до самого конца отбора и подведения его итогов.

Нерисса Сальваторе была поразительной женщиной.

Вроде бы она не сказала мне худого слова, никак не обозвала, но свекровь умудрилась произносить «ВЫ» с таким выражением, словно это было самое грязное ругательство из всех существующих.

Я обняла лебедя, как величайшую ценность в мире.

Из воспоминаний Фионы, уже прошедшей этот отбор, я тут же узнала, что эти лебеди с баллами, которые каждая участница получала после каждого ее испытания, но которые ей не велено было смотреть, тоже были испытанием.

На выдержку и силу характера. На терпение.

Одна из участниц отбора, какая-то графиня, не вытерпела и отломала своим лебедям хрустальные головы, чтобы посмотреть, сколько набрала звезд.

Очевидно, она хотела засыпать звезды обратно и починить сосуды магией, но просчиталась.

Звезды тут же улетели, хрустальные лебеди превратились в уродливых троллей, а любопытная графиня тут же с треском вылетела из отбора.

– О, благодарю, дорогая матушка!

Я бы, конечно, произнесла это с меньшим восторгом, но в сознании Фионы были слишком сильны наставления Агнесс.

От слова «матушка», прозвучавшего из моих уст, Нериссу перекосило.

– Ты можешь обращаться к моей матери «княгесса», и никак иначе, – проронил Эдриан.

– Нет, любимый, мы же теперь самые-самые близкие родственники, я буду называть твою мамочку «родимой мамой»!

Агнесс тонко и очень довольно улыбнулась. Ей нравилось, что я выставляю себя на посмешище перед мужем и свекровью.

– Хоть раз назовешь меня «родимой мамой», я придушу тебя в постели! – прошипела Нерисса и удалилась, явно не в состоянии больше выносить мое общество.

– Любимый, что это с ней? Почему твоя мама так сказала?

– Ох, не обращай внимания, Фифи, у аристократов так принято, – махнула рукой Агнесс. – На самом деле леди Нерисса в восторге от твоей сдержанности и такта. Правда, Эдриан?

– В полном, – по чувственным губам Алого генерала скользнула усмешка.

– Муженёк, а ты не хочешь поздравить меня с первым испытанием и подарить мне цветочки? – спросила я. – Я видела, остальным участницам дарят… Чем я хуже?

– Думаешь, ты заслужила цветы? – Эдриан выгнул бровь.

– А что, разве нет? Я все сделала правильно, ведь теперь, когда стала твоей женой, по положению я выше всех этих…

Слава богу, я не договорила, потому что к нам приблизились работники фермы, батраки и доярки. Они держались особнячком, а впереди выступали Липа Шиппи и Фармогост – управляющий фермы, робко комкающий в руках шляпу.

– Высокие господа, простите великодушно, но дозвольте обратиться к Избранной с просьбой великой…

Агнесс с искренним участием повернулась к ним.

– Конечно! Я вас слушаю, добрые селяне…

– Я человек простой, по-придворному говорить не умею… Ферма наша умирает с тех пор, как главный колодец Паперрино был отравлен мареновой чумой. Вода в нем нынче бурая, как кровь. Кто изопьет ее – станет чумным. Мы сложились всем селом, наняли светлого мага из города, чтоб запечатал колодец… Но с тех пор Паперрино пересыхает! Мы вынуждены покупать воду у Феодории, платим за нее втридорога и эти расходы уже не в силах покрыть доход с фермы.

Краем глаза я увидела совсем рядом распорядителя отбора Бланшара, а так же духа, который отвечал за магию кристальона.

– Запиши это и транслируй на все остальные кристальоны империи, – тихо велел Бланшар духу. – Будет отличный контраст с этой недоделанной коровницей!

– Вы поверьте, у нас очень хорошие, магически чистые молочные продукты, – продолжал распинаться Фармогост. – Недаром говорят, молоко с Папперино выкормит не хуже материнского! Но наш колодец вочумлен и вера стала нас покидать. Вот если б Надежда Империи изволила пролить на него свою благодатную силу и очистить его от чумы…

И все работники фермы умильно сложили руки, глядя на Агнесс так, словно она была великим божеством.

ГЛАВА 12

Сестрица не разочаровала и тут же подхватила весь этот спектакль.

– Покажите ваш чумной колодец, – кротко улыбнувшись, сказала она и пошла наравне с Фармогостом, Липой, и остальными доярками и батраками, о чем-то с ними душевно разговаривая.

Приласкала деревенских детишек по кудрявым головкам, улыбнулась старосте, с участием спросила доярок, как тяжел их труд, и не нужно ли прислать помощь – теплую одежду и утеплительную магию для общежития?

Ну просто мать Тереза, мать ее…

Вот никогда не скажешь же, что воровка, извращенка и хладнокровная убийца!

Придворные с почтением последовали за ними, а в первых рядах – Бланшар и дух с кристальоном.

Те все снимали, конечно.

Благо, идти до колодца было не так уж и долго.

Это был огромный, старинный каменный колодец, накрытый досками, на которых красной краской (или кровью?) были начерчены какие-то вроде символы, а вроде руны.

Та самая защита от столичного мага, я сразу поняла.

Даже более того… Я почувствовала…

Почувствовала там, в глубине, какое-то шевеление. Это было странно. Это было… Пугающе.

Но это было шевеление МОЕГО дара!

Вернее – его жалких остатков, которыми не удалось завладеть Агнесс.

Я изо всех сил напряглась, чувствуя, как в правой руке собирается слабый, слабый импульс…

Там, в колодце было опасно и грязно. Там была кровь, смард, чума.

Но это можно было изменить. Исправить!

Доску с защитными рунами убрали, и староста Паперрино с огромной опаской при помощи жутко скрипящего журавля вытянул из колодца ведро воды.

Она была мерзкая, словно кровавая, с плавающими на поверхности ошметками бурой слизи, источающей вонь, и колышущейся, как будто живой.

Даже само ведро было жутким – проржавелым, почерневшим, изъеденным червями.

– Марена, марена, будь она проклята… – со страхом зашептались деревенские. – Ой, светлые духи в бескрайних высотах Эфемера, спасите от марены, введите в пути доброты!

А я меж тем как