— Что, черт возьми, происходит? Кто это? — Я снова смотрю на дракона. — Это змеедраг? Богини, Бринла, это же точно, как в твоем видении с Мастером Истины, да?

— Мне многое нужно объяснить, — говорит Бринла, прикасаясь рукой к моей груди, чтобы успокоить. — Тебе нужно успокоиться. Ты умер.

— Я что? — восклицаю я. — Я умер?

Она торжественно кивает.

— Смертодраг почти разорвал тебя пополам. Ты умер мгновенно. Я осталась с тобой, не могла отпустить тебя, пока не появился этот дракон и не забрал твое тело. Он принес тебя сюда, и моя мать сказала, что может вернуть тебя к жизни.

Я качаю головой, пытаясь собраться с мыслями, но это чертовски трудно.

— Твоя мать? Твоя мать? — Я смотрю на леди из лавы. — Эта леди — твоя мать?

— Теперь меня зовут Волданса, — говорит женщина отстраненным голосом. — Но теперь, когда ты жив и пришел в себя, у меня есть время все объяснить.

— Теперь, когда я жив? — повторяю я.

— Это сложно осознать, я понимаю, — говорит Бринла, поглаживая меня по спине. — Я до сих пор не уверена ни в чем, кроме того, что ты здесь, что ты вернулся, и это все, что имеет значение.

Я смотрю на женину из лавы. Она была бы довольно привлекательной, если бы не, ну, магма. Я даже вижу сходство с Бринлой в ее вздернутом носике и маленьком подбородке.

Она улыбается.

— Ты узнаешь правду, когда услышишь ее.

— Но я не понимаю, — говорю я. — Как ты можешь быть богиней? — Я смотрю на Бринлу. — Это значит, что ты тоже богиня?

— Не совсем, хотя она определенно напоминает богиню, не так ли? — говорит ее мать. — Во мне течет кровь Магни. Я прямой потомок, а значит, и Бринла тоже. Мне рассказали об этом, это была тайна нашей семьи, которую хранили из-за риска быть обвиненными в богохульстве. Но я чувствовала, что это правда. Думаю, правительство тоже так считало. Как только они смогли осудить моего мужа за наши преступления, они были более чем счастливы принести меня в жертву драконам по какой-то иронии судьбы. Но я не знала, кто я не самом деле, единственным доказательством было то, что, когда прибыла в Мидланд на корабле, полном блеющих скальных оленей, драконы съели их всех, но не стали есть меня. Они обнюхивали меня, кружили вокруг, но всегда уходили.

Я смотрю на Бринлу. Она впитывает все это, как кислород, ее глаза возбужденно горят.

Ее мать продолжает.

— Так я жила среди них несколько лунных циклов. Я ела водоросли и крабов. Когда пришел следующий корабль, я собиралась пробраться на него и вернуться в Эсланд. Но в какой-то момент поняла, что есть вероятность, что меня могут просто убить. Мой муж был мертв, дочь отправили в монастырь, хотя я надеялась, что моя невестка вытащит ее оттуда, как мы однажды договорились на случай худшего сценария. И в этот момент драконы начали приносить мне мясо.

— А как это произошло? — спрашиваю я, указывая на ее тело.

— Взорвался вулкан и погреб меня под лавой. Я думала, что умру мучительной смертью, сгорю и задохнусь заживо, но не умерла. Вместо этого я вышла из лавы, как и ты, только не вернулась в привычный облик. Я стала частью островов. Частью земли. Частью моего дома. Я стала Волдансой, богиней, которой никто не поклоняется, известной только драконам. Даже драконы должны кому-то поклоняться, знаешь ли.

— Значит, я родственница Магни, — с восхищением говорит Бринла.

— Подожди, я видел дракона в подземелье монастыря, — говорю я. — Сестра назвала его Магни. Она думала, что это колдун.

— Сестры ошибаются, — говорит Волданса. — Магни все еще жив, питаемый суэном или своей собственной магией, трудно сказать. Он где-то там, но не в форме дракона. Они верят в то, во что хотят верить.

— Но откуда они взяли того дракона? Он был больше всех, которых я когда-либо видел.

Она улыбается мне.

— Не все драконы живут за защитными барьерами. Некоторые из них остались в других землях, когда заклятия были наложены. Эти драконы в конце концов вымерли, но некоторые из них все еще живы. Например, в ледяных пещерах Сорланда. В вулканических жерлах Весланда. Возможно, драконы есть на всех землях, и они будут скрываться до конца дней.

— Значит, конец света все-таки наступит, — шепчет Бринла, сжимая руки.

— Не все пророчества сбываются по одним и тем же причинам, — говорит она. — Защитные барьеры падут, но есть только одна группа людей, заинтересованная в этом. Если ты не можешь заставить мир следовать твоим убеждениям, ты можешь создать что-то, что заставит его это сделать.

— И когда это произойдет? — спрашиваю я.

— У меня нет дара предвидения, извини. Но я уверена, что у кого-то он есть, благодаря суэну.

— Ну, это не я, поскольку суэн никогда не действовал на меня, — ворчит Бринла.

— И никогда не будет, — говорит ее мать. — Он не действует на тебя, потому что в тебе течет кровь дракона.

— Но Магни — мужчина, — говорит она, хотя от этой истины у нее, кажется, расширяются глаза.

— Магни был мужчиной в какой-то момент, но он всегда был магом. Мидланд превратил его в нечто, чего даже я не могу понять.

— Подожди, это значит, что кровь Бринлы может действовать так же, как суэн?

— Даже не думай, — говорит Бринла, свирепо глядя на меня. Затем она прочищает горло. — Значит, яйцо бессмертия не подействует на меня, верно?

Ее мать смотрит на нее в течение нескольких секунд, а затем обменивается взглядом с двуглавым драконом.

— Яйцо бессмертия — это то, что никогда не должно было попасть в руки людей, иначе конец света наступит гораздо раньше, чем предсказывает пророчество. — Серьезно говорит она и смотрит прямо на меня горящими белыми глазами. — Такая сила развращает даже самые чистые души.

Бринла прочищает горло.

— Я рада, что ты это сказала. Потому что меня кое-что тяготит. Понимаешь…

— Бринла, — предупреждаю я ее.

— Мы только что выкрали яйцо бессмертия у Предвестницы. Мы вломились в монастырь.

Ее мать некоторое время ничего не говорит, просто смотрит на нее. Затем кивает.

— Я благодарна тебе за то, что ты это сделала, потому что яйцо было частью их плана. Сделать своих граждан, или по крайней мере своих чиновников, бессмертными, чтобы, когда защитные барьеры исчезнут, ни один дракон не смог им навредить.

Бринла явно испытала облегчение.

— Конечно, яйцо теперь должно быть уничтожено, — добавляет ее мать.

— Яйцо у Штайнера, — говорю я. — У моего брата, на корабле. Сейчас будет трудно его