— Это не так. Но я все еще могу помочь тебе, как это может сделать богиня.

Она машет пальцами в сторону дракона и отступает ко мне. Я на мгновение застываю, глядя на ее затылок, очарованная лавой, и в то же время понимаю, что это действительно она.

Драконьи головы снова поднимают Андора.

— Что ты делаешь? — кричу я в панике. — Оставь его в покое.

— Я спасаю его, — говорит она, оглядываясь на меня через плечо. — Ты же этого хочешь, не так ли?

— Да, — кричу я. — Ты можешь?

Она кивает.

— Но это будет иметь свою цену.

— Мне все равно, какова цена, — говорю я ей честно. — Верни его, пожалуйста, верни его обратно.

— Тебе может быть все равно, — говорит она. — Но он может думать иначе. Если я верну его к жизни, суэн исчезнет из его тела. Это означает, что он больше не сможет никого лечить.

— Я думала, ты не знаешь всего, — тихо говорю я, мое сердце бьется где-то в горле.

— Я — Волданса, — говорит она. — Богиня драконов. Богиня Мидланда. Я знаю, когда в чьей-то крови есть суэн, и я знаю, что он делает.

— Андор не будет переживать о том, что не сможет лечить, — говорю я, хотя не уверена, что должна решать за него. Но в данный момент у меня нет выбора.

— Это значит, что он не сможет исцелить тебя, — говорит она, и ее лицо становится мрачным. — Я знаю о твоих страданиях, дитя. Я чувствую их, когда ты их испытываешь. Я чувствую тебя в крови и земле.

Мой мозг все еще не в состоянии осознать, что происходит. Моя мать жива и она — богиня? Она может вернуть Андора к жизни?

— Мне плевать на свою боль, — говорю я. — Я справлюсь с ней, как делала всегда. Я все равно никогда не надеялась на чудо.

— Хорошо, — отвечает она. Затем она снова машет пальцами в сторону дракона, из них летят угли, и дракон бросает Андора в кратер с лавой.

Я вскрикиваю и закрываю глаза руками, у меня такое чувство, словно земля ушла из-под ног. Пока я видела его тело, почему-то верила, что, возможно, он вернется, но теперь, когда его бросили в лаву, я не могу… я не могу…

Я стою на коленях, молясь всем подряд, молясь ей, чтобы это сработало, чтобы он вернулся, чтобы со мной все было в порядке, чтобы я не потеряла его, чтобы я не потеряла себя. Я молюсь и плачу, надеясь, что мои слова способны что-то изменить, умоляю об этом.

Потом я слышу, как мама шепчет мое имя.

Я открываю глаза и вижу, как она стоит рядом со мной, опустив горячую руку, сделанную из застывшей лавы, мне на плечо. Это не должно быть похоже на нее, но это так.

— Смотри, — говорит она.

Я перевожу взгляд к кратеру, где посередине образовалась рябь.

Одна из драконьих голов ныряет в лаву, полностью погружаясь в нее, а затем снова появляется. Зубы дракона цепляются за один из ремней, скрепляющих броню Андора.

Она вытаскивает его из лавы и отступает, пока Андор не оказывается в нескольких футах от кратера. Лава стекает с него, исчезая в клубах дыма, и, похоже, на нем не осталось никаких ран.

Мгновение я ошеломленно смотрю на него, пытаясь понять, жив ли он.

Затем он вздрагивает, начинает кашлять, и я, вскрикнув, бросаюсь к нему.

Я падаю на колени рядом с ним, беру за руку, прикасаюсь пальцами к его щеке. У него совсем нет ран, даже ожогов не осталось. Он как будто очистился, стал лучше, чем был раньше.

Он открывает глаза и смотрит на меня. Мягко улыбается.

— Почему ты плачешь, лавандовая девочка?

Глава 35

Андор

Я вдруг почувствовал ужасное давление в спину, глядя, как Бринла кричит и бежит ко мне. Я почувствовал облегчение, подумал, что, возможно, дракон толкнул меня своей мордой, и рассердился на Бринлу за то, что она бежит ко мне, а не в безопасное место, как следовало бы.

Но потом понял, что не могу дышать, и все, что я чувствовал, был вкус крови.

И лицо Бринлы, все еще прекрасное, даже исказившееся от ужаса, было последним, что я увидел, прежде чем все стало белым.

Ослепительно белым. Чисто белым.

А потом я не чувствовал ничего.

И не было ничего.

Было спокойно, и это было неправильно.

Мне казалось, что прошли века, пока я находился в этом белом, неправильном месте. Я состарился, умер и родился заново. И все равно это было неправильно.

Пока, наконец, свет не начал меркнуть, превращаясь во тьму.

Темный потолок пещеры, освещенный слабым оранжевым светом, который не мерцает, как факел, а движется, как жидкость.

И теперь лицо Бринлы склонилось над моим. Она похожа на призрак. Ее кожа бледная, глаза опухшие и красные, слезы текут по грязным щекам.

— Почему ты плачешь, лавандовая девочка? — спрашиваю я, и мой голос звучит хрипло.

Она только качает головой и говорит:

— Я люблю тебя.

Я не знаю, где я нахожусь и что произошло, но это даже не имеет значения, потому что она только что сказала, что любит меня.

Бринла любит меня.

Меня.

— Даже несмотря на то, что я абсолютно не заслуживаю твоей любви? — спрашиваю я, и, хотя пытаюсь шутить, в моем голосе слышится горечь. Потому что я никогда в это не верил. С тех пор, как умерла моя мать, я никогда не верил, что кто-то добровольно откроет свое сердце тому, кто все портит.

— Ты заслуживаешь всего мира, Андор. — Она наклоняется и нежно целует меня.

Я быстро поднимаю руки, обхватываю ее лицо и целую в ответ, прежде чем отстраниться.

— А ты заслуживаешь большего, — шепчу я ей в губы. — И хотя моя любовь, по большому счету, не имеет значения, я тоже люблю тебя. Думаю, я полюбил тебя в тот момент, как впервые увидел. Надо было догадаться, что воровка украдет мое сердце прямо у меня из-под носа.

Она смеется, отчего Леми начинает лаять.

— Леми, — говорю я и медленно сажусь, чтобы посмотреть на него.

Но я вижу не только его.

— Что за хрень? — вскрикиваю я.

В этой пещере с нами не только синий двуглавый дракон, но и кратер с лавой, а рядом с Леми стоит женщина из лавы, ее затвердевшая ладонь лежит на голове Леми.

Леми виляет хвостом и бросается ко мне, лижет мне лицо, но я