Мой коридор миновала быстро, он пустой, дверей три штуки всего, народу никого. Выглянула за угол. Там коридор побогаче смотрелся — на стенах картины, драпировки, а дверей нет.

Пошла вперед. Обнаружила еще коридор. И еще. Блин, не дворец, а лабиринт какой-то. В нормальных дворцах вообще-то залы анфиладой расположены, я, между прочим, на экскурсию в Петербург ездила в интернате еще, видела, знаю. А тут черт-те что понастроили. Иду, озираюсь, картины запоминаю, чтобы обратно вернуться, вдруг слышу — голоса. Приближаются.

А я в лохмотья одета. Чего-то стремно стало на глаза в таком виде попадаться. Оглянулась — стоит рыцарь одинокий в нише скучает. И темно у него там, и грустно. Подвинула железного человека, пристроилась рядышком, стоим вместе, ждем, чтоб все стихло.

А те все ближе, ближе подходят. Я притаилась, прислушалась. И, опаньки, понимаю, что голос-то знакомый! Это ведь этот, барон фон…, опять не помню! Короче старичок, который шишак мой щупал. Который хам редкий и ушел не прощаясь. Который не мог бедной девушке сказать, где туалет находится! И чего это его ночами носит? И с кем это он?

Узнать не успела. Барон с собеседником не дошли до моего укрытия, представляете, как обидно?

Я еще посидела в нише, подумала немного, не вернуться ли назад, но попа-то уже настроилась! В итоге пошла за старичком-бароном. Оказывается, я до отворота не дошла немного, а они туда свернули. Выглянула аккуратно из-за угла, а там коридор широкий, не чета тем, по которым я бродила. И картины в полный рост, и ковры, и двери и стены все резными позолоченными молдингами разукрашены. Короче, сразу понятно стало, что принц свою невесту на задворки поселил. А изображает-то из себя! Ладно, павлин нещипаный, и с тобой разберемся… Сейчас-то мне тут делать нечего, не в моем наряде точно. Так что отступаем назад, — решила я.

Только не успела.

Пока я стояла и сосредоточенно из-за угла изучала авансцену, какой-то гад подкрался сзади и ухватился за мою искательницу приключений. Ударила я его на автомате. Развернулась в полкорпуса и заехала локтем под дых. Да он рад должен быть, что целиком не развернулась, у меня же в руках колюще-режущее было. Точнее, неволшебно-прокалывательное. Засадила бы в печень зачарованной булавкой или в глаз волшебной зубочисткой и все. Суд, статья, приговор, расстрел. Этот же баран безмозглый (чтоб ему в оркестровую яму провалиться и головой в барабан попасть!) аристократом оказался.

Но это я потом узнала. А когда я его ударила, он не растерялся, меня в охапку сграбастал и в комнату какую-то запихнул. И дверь запер. И попер на меня бараном. То есть тараном.

— Ты, ты, — шипит, а сам ушибленное место потереть стесняется. Ну, я же его не только под дых ударила, когда он меня схватил, но и куда мальчиков бить нельзя. — За нападение с оружием на придворного полагается казнь!

Ладно, хоть заточку, то есть иголку, в коридоре скинуть успела, а то бы точно сдал меня, гад. А сейчас у него против меня ничего нет! Поэтому руки развела, глазками удивленно хлопаю, мордашку невинную делаю. Я ангелочек, небесное создание!

— Я? — глазки широко распахиваем, бровки домиком, рисуем удивление на лице. — Я просто вас испугалась! — пошла обиженная невинность, надо еще всхлипов добавить. — Вы же напали на меня сзади. А еще лорд!

Все, отворачиваемся, поджимаем губы и изображаем легкое презрение. Блин, посмотреть бы, поверил, нет? Что даже утешать не будет? Шумные всхлипы пошли. Типа изо всех сил сдерживаю рыдания. Давай же, чурбан бесчувственный, посмотри, до чего девушку довел!

— Держите, выпейте.

Оборачиваюсь. Стоит спокойно, ухмыляется сволочь, стакан мне протягивает. Так, из роли не выходим, я — невинно пострадавший ангелочек. Ручки дрожат, зубки стучат, я очень и очень напугана, беру стакан, шумно пью, давясь всхлипами.

Протягиваю обратно.

— Благодарю вас, — говорю.

Стоит, смотрит, ухмыляется. Вот по роже его наглой вижу, что не верит.

— А я вас знаю.

Вот не поняла это вопрос или утверждение? В непонятной ситуации выход простой — бей или беги. Бить я его пробовала, он сильней оказался. Бежать некуда, этот гад у двери стоит, запертой. Есть еще вариант, но я его не люблю. «Замри» называется. Вытягиваю дрожащую руку вперед, будто указывая на что-то за его спиной, во взгляд добавляю страха и капельку безумия, шепчу сбивчиво:

— Что это? Это вы, вы… — закатываю глаза и падаю.

* * *

Все, я в домике! Лежу, дышу слабо-слабо. Обморок я изображаю филигранно, натренировалась в интернате. Да-да, и голова у меня болтается, тряси не тряси. Да, и бить по щекам меня бесполезно. И про воду я тоже догадалась, что брызнешь. Ой, ну напугал ежа голой попой, в декольте он ко мне лезет. Иголки там нет, а все, что есть — не мое. Но, кажется, пришла пора включаться в игру, а то что-то оживлятель мой увлекся, вовсе не так девушку в чувство приводят!

Стук в двери. Спасатель чертыхается, идет открывать. А я что? Я лежу. У меня обморок.

— Трис? Что здесь происходит?

Шаги. Кто-то подошел ближе.

— Трис, что здесь делает моя невеста и почему она в таком виде?!

Опаньки, то-то мне голос знакомым показался, но со мной женишок не так разговаривает. Надо же, он и рычать умеет?

— Я все объясню, Фил.

— Тогда начни с того, почему она почти раздета?

Снова мотают мою голову в разные стороны. Ладно, хоть по щекам бить не стал.

— Давай перенесем ее на кровать и надо вызвать целителя.

Меня переносят.

— Не надо целителя, — это тот, который Трис, говорит.

Вот с этим я согласна. Дыхание то я удерживаю, а сердцебиение нет. Но кто из мужиков его у обморочной дамы слушать-то будет? Вот если нашатырь сунут, то да, придется очнуться. Вообще, так и так придется в себя приходить, но может им хоть стыдно станет, и они не будут лишних вопросов задавать.

— Мне кажется, что она притворяется, — сказало чудовище по имени Трис и