Становится ли мне стыдно? Да, на самом деле. Но больше мне даль, поэтому нет во мне радости от его боли. Ничего нет. Я не хочу этого! Когда-то, признаюсь честно, хотела. Или думала что хотела?…не знаю, честно. Думать об этом смысла нет.

Измайлов поднимается на ноги и протягивает мне руку. Я не ершусь больше — наверно, не осталось сил. Только на что? И из-за чего?

Ай, ладно.

Вкладываю свою ладонь в его, встаю следом. Рома оглядывается, потом застывает. Взгляд его так сильно похож на тот самый взгляд из игрушечного магазина где-то в Бразилии…

Поворачиваюсь и сразу же натыкаюсь на уродливую куклу. Она сидит прямо напротив нас, так что, кажется, будто ее кто-то сюда намеренно принес и посадил!

- Кто ее сюда посадил? - шепчу, перевожу взгляд на Рому, и вдруг выдаю потрясающую в своей нелепости шутку, - Как думаешь, чья душа в ней спрятана?

Черт!

Клянусь, это один из тех моментов, когда ты что-то говоришь, а потом только думаешь.

Со мной подобного уже давно не происходило.

Все то время после нашего развода у меня даже поводов не было. Нет, не пошутить. Своим «остроумие» я по-прежнему извергаюсь довольно-таки регулярно, но вот момента, когда что-то слетает с губ? Его уже очень давно не было.

А это ведь магия…

То ли интереса никто не вызывает, раз получается все время себя контролировать. То ли дело в том, что ты никому не доверяешь, раз все время себя контролируешь.

И это снова происходит…магия.

Рома стоит и смотрит на меня, выпучив свои глазища. По нам лупит дождь, и по-прежнему гудит ветер, а через мгновение начинает смеяться. Я волновалась за его реакцию, но как только получаю ее в положительном окрасе, внутри что-то отпускает, и я в ответ несмело улыбаюсь.

Бах! Бах! Бах!

Очередная молния разрезает темное небо, гремит страшно! И моя голова сама собой вжимается в плечи. В следующее мгновение я оказываюсь поднятой над землей.

- Ты что творишь?! - визжу.

Но Измайлов уже повернул и уносит меня вглубь редких деревьев, а вместо ответа дает мне это:

- Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, сука!

Немой шок сковал мои голосовые связки или отключил речевой аппарат от мозга, потому что…что происходит?! Рома прерывает свою песню, отскочив от куклы, и тут же набирает скорость.

Перформанс снова пробивается через шквальный ветер:

- Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту!

- Все нормально у тебя?! - выдыхаю наконец, Измайлов издает смешок и на меня взгляд бросает.

- Маневр.

- Маневр, прости?!

- Отвлекает. Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту!

Мамочки…головой ударился, да? Она у него и без того бо-бо.

- Ты меня пугаешь. Тебя не тошнит?

- Намекаешь на сотрясение мозга?

- Было бы чему сотрясаться…

- Ха! Смешно. Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту!

Не могу сдержать смеха. Не только из-за тупой песни, но и потому что мы проходим развалины, а это — сосредоточение зла. На минуточку!

Куклы-куклы-куклы. Очень много кукол.

Рома припускает, кивает перед собой.

- Вон тот домик, о котором я говорил.

Смотрю себе за спину. И правда. Там стоит домик, хотя домиком его назвать можно с натяжкой. Просто полуразвалившееся корыто. В принципе, как и судно. Как и все здесь!

Боже…какая же я идиотка. Понесло меня…

- Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту!

- Господи, это что…Пираты Карибского моря? - морщусь.

Рома усмехается и кивает.

- Ну да. Они по острову носились.

- Они по воде плавали.

- И что тебя не устраивает, не понимаю?! Мы плавали, теперь носимся.

- Ладно-ладно… - помолчав, добавляю, - Какие хоть?

- М?

- Пираты.

- Третьи.

- Твои любимые.

- Ага.

За странным разговором время проходит незаметно. Чтобы было понятно — время в грозу для меня всегда тянулось, как резина. Сейчас же хорошо. Я действительно отвлеклась и не думала о том, что всегда меня так сильно пугало…

- Спасибо, - отворив дверь, Рома опускает на меня глаза.

- Не за что.

Отвечает тихо.

Внутри становится тепло. Но мне кажется, это совсем не мое тепло, а его. Будто он счастлив, что смог хоть что-то для меня сделать…

***

У каждого уважающего себя профессионала, который занимается любимым делом, связанным с одеждой — будь то костюмы, дизайнерство или, например, фотограф для глянцевых журналов, — всегда носит с собой такие важные вещи, как нитку с иголкой.

Этому меня, кстати, научил последний. Как-то раз на фотосессии у модели порвалась лямка на платье, и он очень сильно удивился, что у меня нет с собой нитки и иголки. Пристыдил. Поделился своим набором «крепкого профессионала», а потом пристыдил.

Мне не понравилось.

Но с тех самых пор я всегда ношу с собой такие важные вещи. Никогда ведь не знаешь, понадобятся они тебе или же нет.

Сейчас я рада, что когда-то встретила ужасно раздражающего Жака. Возможно, я бы даже извинилась перед ним за все те шпильки, которые я потом воткнула ему под кожу — мстила, каюсь, — потому что он сейчас он нас буквально спасал! Своим фырканьем и гаденькой физиономией, в которую я так хотела вцепиться.

Домик внутри на деле оказался сараем. Но сараем полезным! Мы нашли там около кровати — на деле гору досок и тоненький матрас, как будто из соломы, — и гору коробок. В каких-то действительно лежала всякая мелкая (и не очень) утварь для ремонта, в других я нашла продукты. Конечно, эту еду я есть не стану — сомнительные консервы, и откуда они у таких людей я тоже не знаю; не удивлюсь, если они свезли сюда что-то двадцати-тридцати летней давности, дата с упаковки стерта, — Рома тоже отказался. От алкоголя нет. Он нашел бутылку текилы, грузно опустился наподобие кровати и отпил.

Он пьет и сейчас. Периодически делает глотки, смотрит перед собой. Горит керосиновая лампа. Я сижу за его спиной и творю безумие.

Да-да.

Ты никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться нитка с иголкой, и хорошо, что я встретила мерзкого фотографа, который прочитал мне целую лекцию с налетом профнепригодности.

Хорошо…

Кровь сильно шла. Я уже обработала рану, но тут и дебилу стало бы ясно, что зашивать придется.

Я зашиваю.

Руки уже не дрожат. Они липкие от крови, и кровью сильно пахнет, но я сосредоточилась и молчу. Измайлов тоже не говорит больше. Снаружи только бушует ураган, периодически гремит гром. Если честно, я на него уже внимания не обращаю.

- Не помешала бы песня, - шепчу