На нужном месте мы оказываемся спустя полчаса дороги и к ее концу я уже практически до нервного тика себя довожу. Но стоит мне дернуться к двери, когда авто останавливается на парковке, как Марат жестко приказывает:

— Сиди в машине и никуда не суйся. Мне сейчас не до того, чтобы следить за еще одним ребенком.

«Я не ребенок!» — хочется возразить мне, но Баев уже выходит наружу, а следом за ним покидают машину и все остальные.

Честно, будь я в другом положении, не виси на волоске от того, чтобы Марат попросту вышвырнул меня и не стал терпеть ни одного закидона больше, я бы рванула следом. Плевать, насколько там опасно, Платон ведь тоже может быть внутри! И еще неизвестно, как Женя к нему относилась все это время. Вдруг просто забросила, как ненужную куклу, подальше, чтобы не слышать плача, не кормила толком и даже внимания не уделяла… после всей правды, что я о ней услышала, уже ничему не удивлюсь.

Я сижу вся, будто на иголках. Ерзаю, кусаю губы, не в силах выдержать давящего напряжения. Идти за мужчинами нельзя, я не хочу, чтобы снова я помешала хоть в чем-то. Речь ведь не о моей гордости идет или спокойствии, а о жизни ребенка. Лучше я не буду мельтешить под ногами. У меня больше права на ошибку нет. Я уговариваю себя, приводя и приводя аргументы, но сердце всё равно не на месте. Как тут вообще усидеть, когда от неизвестности выть хочется?

Чтобы отвлечься хоть немного, я принимаюсь разглядывать вход здания и проходящих мимо людей. В основном я скольжу по ним отсутствующим взглядом, но тут глаза цепляются за фигуру человека, только что вышедшего из здания. Девушка кутает голову в платок, опускает ниже подбородок и поправляет солнцезащитные очки. Ничего удивительного, конечно, многие носят очки зимой, чтобы их не слепили отражающиеся лучи, но дело ведь в том, что сегодня весь день пасмурно, даже снег иногда идет. Зачем они ей? «Да и ладно», решаю я, «у всех свои странности», как вдруг… висящий на ее плече рюкзак как-то странно шевелится. Мне становится не по себе. Неужели от той гадости, что мне вкололи, теперь галлюцинации мерещатся?

Незнакомка воровато оглядывается и в какую-то секунду мне кажется, что где-то рядом плачет ребенок.

Повинуясь какому-то неясному порыву, я выскакиваю из машины, даже не успевая осознать, что делаю, и громко окликаю:

— Женя!

Девушка от неожиданности останавливается и оглядывается, но тут же понимает, какую ошибку совершила. Она бросается вперед, прижимая к боку сумку рукой. Все сомнения теперь развеиваются в прах. Это действительно сестра Марата! И… неужели она смогла улизнуть с Платоном?!

Волосы на голове дыбом встают от ужаса, когда я понимаю, что мне не показалось. Ее сумка шевелилась не из-за моих, якобы, галлюцинаций, там и есть Платон! Я срываюсь с места в ту же секунду, как осознаю, что малыш сейчас там, в тесной темной сумке, у неадекватной мамаши, которая способна что угодно с ним сотворить назло Марату.

— Стой! Женя, стой, прошу тебя! — кричу я, поскальзываясь на тротуаре.

Становится страшно от того, что один неверный неосторожный шаг — и Женя упадет, а сумка ударится о лед или улетит на проезжую часть, прямо под колеса машины. Ведь девушка останавливаться не собирается, как и отдавать ребенка. На мои окрики она не реагирует.

— Помогите! У нее в сумке ребенок! Она украла ребенка! — не выдержав, громко ору я, привлекая внимание прохожих.

Некоторые шарахаются в сторону, глядя на меня, как на сумасшедшую, но, к счастью, следом за мной в погоню бросается пара мужчин, а потом рядом оказывается и знакомый охранник из людей Баева.

Погоня кончается так же внезапно, как и началась. Женя, видимо, осознав, что сбежать ей не удастся, а машину она поймать не успевает, врезается в металлическое ограждение на краю пешеходного моста через реку. Морозный воздух обжигает легкие, я останавливаюсь в нескольких шагах от нее, как и те, кто помогал догонять девушку.

— Не подходите! Я его вышвырну! Вышвырну! — кричит Женя не своим голосом. Черный рюкзачок, из которого доносится надрывный плач, она вдруг вытягивает за лямку, держа его над пропастью.

Ее платок сбился набок и теперь всклокоченные волосы торчат в стороны. Очки она потеряла где-то по дороге и сейчас ничто не скрывает ее полубезумного взгляда, которым девушка обводит всех. Ее глаза мечутся из стороны в сторону, как у зверя, зараженного бешенством: Женя пытается держать всех в поле зрения, и я не сомневаюсь, что она действительно отпустит сумку, стоит кому-то дернуться в ее сторону.

— Прошу, — выдавливаю, практически скулю я, впившись остекленевшим от ужаса взглядом на свисающую над рекой сумку. Там же глубоко, а даже если вода и покрылась льдом, то для Платона удар о него с такой высоты — верная смерть. Боже…

Покрасневшие от холода пальцы Жени дрожат — ей явно тяжело удерживать вес ребенка на вытянутой руке. Счет идет буквально на минуты, если не на секунды.

— Пожалуйста, Женя, отдай мне Платона… это ведь твой малыш, твой кроха, — уговариваю я, делая совсем небольшой шажочек вперед.

Девушка останавливает на мне свой жуткий пустой взгляд и скалится.

— А-а, это ты та, кто решила отобрать у меня все? Спелась с моим братцем, да? Хочешь мое наследство к рукам прибрать, поделить награбленное вместе с ним. Не подходи! — рычит она и я покорно останавливаюсь, вскидываю руки ладонями к ней, чтобы показать, что мои намерения чисты.

— Это неправда! Я… я просто няня… просто ухаживаю за Платоном, — выдавливаю я.

— Позовите Марата! — вдруг обрывает она мои оправдания и обводит толпу собирающихся возле нее полукругом зевак, — Позовите сюда, а то я сброшу его в речку!

Словно пытаясь доказать серьезность своих слов, Женя встряхивает рюкзак, будто это просто кулек. Плач слышится еще громче. Только бы Платон был цел, только бы ничего не сломал!

— Да… да, хорошо, я сейчас позвоню ему, и он придет, ладно? Вы поговорите, — заверяю я, шаря по карманам и пытаясь найти телефон.

Телефон! Он ведь так и остался у Марата после того, как на меня напали! В панике я оглядываюсь на стоящих рядом людей.

— Пожалуйста… у вас будет сотовый? Мне надо срочно позво… нить… — мой голос срывается, стоит только вернуть