Моя душа выходит из крепости своей…

Холли Голайтли

Я же здесь

Горечь накатывает неожиданно. А за ней приходит уже то, что я могу спрогнозировать — ненависть. Она горит в моей душе третий год, и она вся без остатка принадлежит лишь одному человеку.

Рома…

Три года прошло с нашего развода. Я живу эту жизнь. Поклялась себе стать счастливой! И я стала счастливой! Моя карьера идет в гору, я не наматываю сопли на кулак, не жду его, не узнаю о его жизни. Я ничего не хочу знать! И упрямо следую своему плану: делать вид, будто бы Романа Измайлова не существует в природе. Но иногда происходит это — откат.

Я возвращаюсь обратно, и мне снова больно…

Помню слова, которые тогда прозвучали по велению сердца: Она для тебя первая любовь, которую ты не смог забыть, а я просто замена. Для меня же ты — первая любовь, и то, что ты со мной сделал, навсегда останется где-то на дне моей души. Я тоже этого никогда не забуду. Даже спустя всю свою дальнейшую жизнь…

Иногда мне дико страшно, что эти слова были пророческими, потому что все, что тогда случилось…Я и до этого не была девушкой с широкой душой, с раскрытыми объятиями и радужным, милым пони под окнами.

Я никогда не была принцессой.

Это и понятно: мое детство располагало совсем к другим путям и дорогам. Быть мягкой — непростительная роскошь! Так что я всегда умела обороняться и редко пускала кого-то в свою душу, а теперь — вообще ахтунг.

Я бегу от близости. Я боюсь связи! Единственное, что меня радует: сначала я боялась и физически до кого-то дотрагиваться, но со времени это противное чувство…неверности…оно улеглось. Надеюсь, что уляжется и это. В смысле…прошло ведь всего три года! А я не просто называла его «любовью своей жизни». Он был этой любовью. Единственным и родным, ради кого билось мое сердце…

Ноутбук снова издает звук входящего сообщения, и я опускаю глаза на страницу. Лев Толстой на сегодня все. Никакого текста. Нам о многом нужно подумать, словно, и мы это понимаем без слов, зато он бдит традиции…

Каждый вечер мы скидываем друг другу музыку. Короткий плейлист или одну песню — это неважно. Ощущение того, что кто-то еще слушает то же самое, что и ты в данный момент…оно греет.

Возможно, этот человек тоже безумно одинок, когда останавливается, ведь на одиночество нужно время. Я ощущаю его только в такие моменты. Когда нет работы, нет дедлайнов, нет моих подчиненных и журнала…

Но оно всегда догоняет. Как правда. И как твое прошлое…

Под тихую песню* я встаю, подхожу к своему окну и выглядываю на улицу, где уже нет ни одной души. Обнимаю себя за плечи и слабо улыбаюсь, когда кот запрыгивает на подоконник и издает свой фирменный «МИ-Я-У», больше похожий на призыв достать ножи и начать убивать!

Тихо смеюсь, глажу по мохнатой спине и шепчу:

- Может быть, это и ненормально…Может быть, я сама себя обманываю и бегу, но…по крайней мере, у Льва Толстого потрясающий, музыкальный вкус. Согласись?

Кот не согласен, само собой, но с другой стороны, это и не печенка.

Я треплю его за уши, а сама снова думаю о своем друге по переписке. Может быть, даже о том, кто знает меня гораздо лучше Франка...нет. Точно. Он знает меня гораздо лучше, чем Франк, и в этом заключается какая-то особая, жестокая ирония.

Ну и черт с ней!

Лев Толстой всегда знает и чувствует, что именно мне отправить, чтобы нарушить наш договор — рассказать чуть больше личного и сакрального, но без слов. Лишь мелодией…и этого почти достаточно. Я ведь тоже могу рассказать что-то личное, не произнося ни одного слова. Здесь уже пропадают все "почти", как и все аргументы: этого достаточно на сто процентов.

Иногда ведь даже в самой большой крепости может стать невероятно тесно...

*10,000 feet - Tom Francis

«Теплота родных глаз»

Лера

На следующее утро ни о какой трагедии, само собой, я больше не думаю. Как только встает солнце, а мой будильник издает противные звуки — все отрубается моментально. Зато включается боевой режим Валерии. То есть, рабочий.

Все утро я вишу на телефоне и очень стараюсь быть хорошим начальником. В смысле…мне всегда виделась, что когда я займу это место, то ни за что не повторю судьбу Светочки! Особенно когда она меня обижала своими фирменными шпильками в самое сердце. Я буквально слышу, как я злобно шушукаюсь в курилке со своими коллегами и выговариваю:

- Ни за что такой не стану! Никогда! Нет! Нет! И еще раз НЕТ!

На практике, разумеется, жизнь сама за тебя располагает, не задавая вопросов и не интересуясь твоим мнением.

Ощутив на своей шкуре весь тот вес ответственности, начинаешь на мир иначе смотреть. Когда твоё имя и твоя репутация зависит от качества материала, который ты подаешь — тем более. Так что, как-то так. Я стала такой же начальницей, как моя «любимая» мадам Сатана.

За это утро мое имя и репутацию попытались испортить ровно семь раз. Юбки, опечатки, не те фотографии, не тот вариант статьи, дебильные и неуместные комментарии — список нот в моей личной какофонии истерики можно перечислять еще долго. В итоге я орала, брызгала слюной и придумывала обидные клички и, ах да, кажется, даже поинтересовалась не роняла ли моих «коллег» мама в детстве. На французском это звучит странно, если честно. Красивый язык пытается нивелировать смысл, а они из-за своего менталитета еще и не врубаются в значение моего острого сарказма. Ну или предела сучьего бешенства — это с какой стороны посмотреть. Думаю, для них все вместе и сразу.

Боже.

Иногда мне стыдно. Может быть, будет стыдно еще и сегодня, когда я буду пересекать половину мира, чтобы добраться до точки назначения.

Ах да. Кстати, о ней.

Хотя для начала, думаю, стоит рассказать немного про эту свадьбу. Конечно, «свадьба» — это очень слабо сказано. По меньшей мере событие века! И то. Такого красочного эпитета будет мало, чтобы описать весь размах предстоящего мероприятия, но другого у меня нет.

Это будет событие века! Не каждый день наследник многомиллиардного состояния решает, что он нашел свою женщину, с которой готов провести остаток своей жизни.Конечно, теперь я очень слабо верю в незыблемость брака, но с другой стороны…и не я выхожу замуж. Моя