– А… – поворачиваюсь к Давиду, не зная, как сформулировать вопрос.

– Я буду работать, как работал, – мужчина слегка пожимает плечами. – Обвинений никаких мне предъявить не смогли, да и не смогут. Просто нечего. С партнёрами и страховой ещё предстоит разобраться окончательно, но, думаю, справимся. Мы сейчас в выгодном положении.

– Но это же была командировка. Ты хочешь сказать, что… закончишь работу здесь и уедешь? – спрашиваю, сведя брови.

– Нет! – Давид резко качает головой. – То есть… я хотел сказать… я хотел, э-э-э, спросить…

– Алёнк! – зовёт тётя Нина, которая наверняка всё слышала из отделённой небольшой перегородкой кухни. – Помоги-ка мне с противнем!

Алёна делает мне большие глаза и поднимается с пола, подхватывая мальчиков.

– А ну, пойдёмте посмотрим, что там наша тётушка делает?

Мы с Давидом в считанные секунды остаёмся одни.

– Я уже люблю твоих родственниц, – он слабо улыбается.

– Да уж, деликатности им не занимать, – нервно хмыкаю. – Что ты хотел сказать? То есть спросить?

– Я хотел… – мужчина набирает в грудь воздуха. – Ада, я… люблю тебя. Я уже говорил, но буду говорить и дальше. И делать всё, чтобы ты мне поверила. И я люблю наших сыновей, и хочу растить их и видеть их каждый день. И тебя тоже. Мне… без вас я не смогу, – хмурится, опускает глаза. – Я всё время говорю только о себе, прости. Но я не оставлю вас. И прошу тебя принять меня и позволить… быть вместе с вами. Пока хотя бы как отцу твоих детей.

– Пока? – невольно улыбаюсь.

– Я не то говорю, да? – Давид проводит рукой по волосам, растрёпывая их.

Смотрю на него, и из глубины души поднимается нежность и ещё что-то… Это не та любовь, которую я чувствовала к нему годы назад, когда забеременела. Но мы оба изменились, оба через многое прошли. Неудивительно, что ощущения будут другими. И ведь это тоже будет любовь. Просто… взрослее и, надеюсь, мудрее.

– Ты говоришь то, что надо, – отвечаю тихо, протянув руку к его ладони и переплетя наши пальцы. – Мы можем попробовать.

– Можем? – Давид не отрывает от меня взгляда и в его глазах я вижу ту же нежность, которую чувствую сейчас сама. И надежду.

И понимаю, что всё идёт именно так, как и должно идти.

– Можем! – киваю уверенно.

Эпилог

Четыре года спустя

– Любимая, мы дома! – слышу хлопок двери и голос Давида, а потом его же негромкое: – Идите скорее!

– Что такое? – поворачиваюсь от рабочего стола на кухне, за которым раскатывала печенье.

– Мамочка! Мамочка! – на два голоса зовут сыновья, влетая в кухню. – С праздником! С днём матери!

Протягивают мне огромный букет цветов и целых две коробки с конфетами.

– Да вы ж мои дорогие! – целую сыновей. – Спасибо! А почему сразу две? – смеюсь, разглядывая подарки.

– Не смогли остановиться на одном варианте, – хмыкает Давид, заходя на кухню.

– И почему же один из вариантов – любимые Юрины, а второй – любимые конфеты Егора? – фыркаю, откладывая цветы на поверхность рядом с раковиной, и муж тут же обнимает меня, прижимая к себе.

– С праздником, любимая, – склонившись, нежно целует, вызывая вздохи сыновей.

– Ну пап!

– Ну мам!

– Сколько можно?

– Так, руки мыть и переодеваться! – отрывается от меня Давид, строго смотрит на парней.

Те, хихикая, уносятся к себе в комнату.

Всё бегом, всё скорее-скорее. В нашем доме целыми днями что-то грохочет, ломается, падает. Хорошо хоть не взрывается пока, хотя, подозреваю, и до этого дойдёт.

Давид почти сразу после того, как вся история с подставой и его отцом закончилась, купил участок поблизости от дома тёти Нины. Дом на нём возвели в какие-то рекордные, на мой взгляд, сроки.

Именно здесь он и перенёс меня через порог после нашей свадьбы год спустя.

Мы заново учились строить отношения. Получалось не всегда – хотя стоит отдать мужчине должное, он очень старался. Поэтому мне не удавалось даже толком рассердиться из-за чего-нибудь, что я считала принципиальным. В таких ситуациях меня просто целовали и соглашались со всем, что я говорила.

Нам ничего не мешало. Артур Мещерский, получив условный срок и потеряв свой бизнес, остался в столице – денег на жизнь у него хватало с лихвой. После того, как Давид исполнил угрозу, уничтожив репутацию отца, тот заявил, что сына у него больше нет, и чтобы на наследство он не рассчитывал. Но нам обоим было абсолютно плевать.

Мы продолжали работать в той же компании. Давид перевёлся из головного офиса и стал партнёром Романа Олеговича, я оставалась переводчиком, и нас всё устраивало.

Свете удалось избежать уголовного наказания, она уволилась и уехала из города вместе с сыном. Мой шеф Пётр Степаныч, крепкий профи, планировал в следующем году уйти на пенсию и намекал, что мне следует занять должность начальника отдела. И я в целом была не против…

До недавнего времени.

– Тётя Нина с Алёной придут через пару часов, – улыбаюсь, продолжая обнимать мужа за талию.

– Отлично, – он снова прижимается к моим губам.

– И они хотят взять мальчиков на выходной, – выговариваю кое-как.

– Замечательно! – Давид даже не думает останавливаться, и поэтому говорит немного невнятно. – Они святые! Я дико по тебе соскучился!

– Ты же постоянно рядом, – отклоняюсь назад и улыбаюсь, закидывая руки ему на плечи.

– Да, но… слушай, наши сыновья – чудо, но я хочу побыть с их мамой наедине, – муж заламывает бровь и целует меня теперь в шею, заставляя вздрогнуть и закусить губу. – Отпраздновать…

– Дорогой, у меня для тебя тоже есть подарок, – улыбаюсь, предвкушая его реакцию.

– Подарок? На день матери? – Давид удивлённо поднимает брови.

– Да, это самый подходящий день, – закусываю губу и достаю из кармана платья тест на беременность. – Ты, кажется, хотел девочку…

– Господи… – у мужчины пропадает голос, он смотрит то на меня, то на тест в моих руках. – Это… правда? Ты… ты беременна?

Киваю и невольно всхлипываю.

– Ада моя…

Давид прижимает меня сильнее, целует, как сумасшедший, заставляя сдавленно рассмеяться.

– Обожаю тебя, любимая! – отрывается от моих губ, берёт в ладони моё лицо, вглядывается в глаза. – Свет мой! Счастье моё! Люблю тебя больше жизни.

– И я тебя люблю, – улыбаюсь ему в ответ.

_______

Конец