– Не может этого… Это враньё! Ты специально! Мне же… Мещерский мне документы показывал! Справки! – Светлана начинает тяжело дышать.

– О том, что у Давида психические проблемы? – скептически смотрю на неё. – Ты хоть понимаешь, что такую справку подделать – дело пары минут, особенно для Мещерского-старшего с его связями? Ты можешь думать, что хочешь, но факты – вот они, перед тобой. И я бы на твоём месте задумалась, если тебе соврали в чём-то одном, то с чего вдруг во всём остальном сказали правду?

– Но… А как же… Что мне делать?! – теперь её, кажется, охватывает паника.

– Я понятия не имею, Свет, – слегка пожимаю плечами и, кинув взгляд на часы, иду к выходу.

– Ты куда?!

– Встречать иностранных партнёров, – кидаю через плечо, не оборачиваясь.

Глава 38

Оставив Свету метаться по кабинету и заламывать руки, подхожу к ресепшен, и как раз вовремя. Раздвижные двери открываются, пропуская нескольких мужчин.

Изобразив на лице самую радушную улыбку, подхожу к ним, приветствуя и приглашая пройти в кабинет генерального директора.

– Я полагал, мы обсудим все детали с господином Мещерским, – приподнимает брови главный, который ведёт со мной разговор.

– Обязательно, и с ним тоже, – отвечаю спокойно. – Пройдёмте, пожалуйста.

Роман Олегович выходит делегации навстречу. Мужчины пожимают друг другу руки, я максимально отстранённо перевожу. Не люблю работу синхрониста, хотя нужные навыки у меня есть и справляюсь я с этим хорошо.

Генеральный тем временем, пригласив гостей к себе в кабинет, привлекает моё внимание.

– Нужно включить плазму у меня в кабинете! Сразу, как сможешь! – говорит тихо. – Новостной канал, наш, местный, на него настроено. Пульт на столе рядом с диваном. Постарайся, чтобы это показалось случайностью!

Ё-моё! Вот задачки мне раздают! И с чего бы вдруг?! Зачем ему новостной канал?

Но объяснять начальство явно ничего не планирует, так что мне остаётся только кивнуть и продолжать делать свою работу.

В кабинете мужчины рассаживаются за конференц-столом, а я, попросив у босса разрешения и извинившись перед остальными, подхожу к столу, на котором стоит кувшин с водой и стаканы. Наливаю себе попить и, ставя стакан обратно, задеваю пульт.

Плазма на противоположной стене загорается, звук настроен громко, и кто-то даже вздрагивает.

– Ох, простите, пожалуйста, это из-за меня, я такая неловкая, прошу прощения… – извиняюсь перед гостями.

– Лина, будьте добры, аккуратнее! – гремит генеральный. – Прошу прощения, сейчас выключим… – поворачивается к партнёрам, но их главный, не отрываясь от экрана, взмахивает рукой.

– Стойте! Оставьте! – мужчины практически не обращают внимания на нас двоих, обернувшись к экрану, на котором…

…на котором показывают Давида!

За его спиной полицейский участок, сбоку виднеется край полицейской машины, пара людей в форме. К Давиду тянутся несколько микрофонов. Он отвечает на какой-то вопрос, который я не слышала, но по контексту понимаю, что… чёрт подери! Он говорит о том, что его решили подставить самым простым путём – подкупив девушку, с которой договорились о даче ложных показаний и… о том, что его отец – которого он, кстати, не называет отцом, просто говорит о нём, как об Артуре Мещерском – решил перехватить выгодный контракт. И подстроил аварию на производстве, во время которой пострадали два человека, которые и должны были всё это сделать – за вознаграждение, естественно.

Я с трудом заставляю себя моргать – глаза у меня, наверное, чуть не выпадают из орбит! Давид же проводил расследование по поводу аварии! Так вот кто за этим всем стоял?!

А партнёры между тем, заметно нервничая, обращаются к Роману Олеговичу с вопросами и просьбой перевести и объяснить происходящее.

Сюжет сменяется, и генеральный просит меня выключить экран.

– Господа, думаю, нам многое нужно обсудить. Лина, – кивает мне, – будьте добры, переведите то, о чём шла речь на экране.

Из кабинета я выползаю только спустя два часа, совершенно измочаленная – мы с Романом Олеговичем провожаем слегка сдувшихся и согласившихся на все уступки партнёров.

Выяснилось, что Мещерский-старший вышел на них месяц назад и предложил условия значительно выгоднее тех, на которых они работали с нашей компанией. Нашим главным плюсом была полная техническая оснащённость производства, которую в случае контракта с Мещерским пришлось бы финансировать.

Фактически они достигли предварительной договорённости за спиной нас, постоянных партнёров, то есть это была подстава с их стороны. Но вот технический вопрос оставался нерешённым. Поэтому отец Давида в тайне ото всех и пошёл на всю эту махинацию, договорившись о порче конвейера, чтобы дискредитировать то единственное, в чём наша компания превосходила его – технику.

Артур Мещерский, естественно, знал о работе сына и понимал, что именно его отправят сюда решать все вопросы. И надеялся, что мифическая «нестабильность психики» Давида, в которой он был уверен, поможет разрулить всё в свою пользу.

Уж не знаю, как и что он планировал использовать… Непонятные справки, которые демонстрировал Свете, липовое обвинение… Но когда Мещерский-старший узнал про меня, то решил и это провернуть себе в плюс.

И у него бы всё получилось, если бы не одна-единственная деталь, в которой он ошибся изначально.

Он полагал, что его сын не сможет рассказать всю правду, уничтожив тем самым репутацию отца. Считал, что Давиду важно, чтобы семья – их семья – оставалась непогрешимой в глазах общества. Ведь они столько лет, как он считал, вместе скрывали «преступление» Давида – правду о погибшей женщине и детях.

Всё это мне рассказывает Давид, сидя рядом со мной на диванчике у тёти Нины. Время от времени его слова дополняет Алёна, которая, оказывается, частично была в курсе – расследование велось параллельно, и она следила за ним с того момента, как Мещерский приехал сюда. Правда, у подруги были свои мотивы – она за меня боялась.

– И что теперь? – спрашиваю тихонько, переведя взгляд от детей, копошащихся на полу, на Алёну, а потом на Давида.

– Артур Мещерский пойдёт под суд, – пожимает плечами подруга. – Сложно сказать, соберут достаточную доказательную базу для реального срока или он отделается условным. В экономических преступлениях сам чёрт ногу сломит. Слава богу, не моё направление, – ворчит, пересев с