молчит. Жду, что он как-то парирует, защитит себя, ведь раньше он был мастак трепаться! А он ничего не говорит. Опускает глаза в пол, чуть хмурит брови, меж которыми залегла более глубокая морщинка, чем когда-то, когда я еще могла прикасаться к его лицу, целовать его, любить…и он уходит.
Просто. Уходит.
Без попыток себя оправдать. Без попыток себя защитить. Приняв весь мой яд, отравившись им, но не умерев. Точнее, смерть-то была, но как будто бы одновременно ненастоящая и самая реальная из всех. Особо изощренная пытка — необходимость помнить эти слова, переживать их снова и снова. Умирать, но возрождаться и снова переживать.
Почему я об этом думаю?
И почему мне так больно?
Что это было?
Я не готова разбираться.
Не разбирайся! Даже не вздумай соваться в эту степь. НЕ РАЗБИРАЙСЯ! БЕГИ!...
Поворачиваю лицо навстречу солнцу, прикрываю глаза. Чтобы никто, даже я сама, не видел и не знал, как в них назревают слезы, готовые вот-вот вырваться.
Я не пытаюсь убежать»
Рома, сейчас
Я лежу ночью без сна и смотрю в потолок. На меня не давят стены, но, сказать по правде, лучше бы они давили. Хуже, когда наоборот. Я лежу без сна, смотрю в потолок, а вокруг слишком много пространства — они будто бы расползаются в стороны, создавая маленький, темный мир вокруг. Ты в нем тонешь, вязнешь. Ты не можешь дышать и не сможешь согреться — и там ты абсолютно один.
Сажусь.
Из открытых балконных дверей доносится запах соли, слышен звук прибрежных волн. На часах почти пять утра. Я снова проснулся среди ночи, и я снова не смог сомкнуть глаз после.
Жизнь все-таки паскуда.
Медленно перевожу глаза на стену напротив, по коже пробегают мурашки. Сердце, чувствую, начинает быстрее биться. Сегодня состоялся ужин, на котором все самые близкие друзья, свидетели и свидетельницы, грубо говоря, отправляли молодоженов в путь по «реке любви», как сказала бы у нас женщина с огромной укладкой вверх и странном, слишком помпезном костюме. Ну те, что работают в ЗАГСе.
А может быть, там уже работает кто-то другой. Вполне вероятно, все это стереотипы, прочно перетекшие из шуток и анекдотов, но у меня на свадьбе стояла именно такая женщина. Помню, у нее на груди была приделана огромная брошка в форме осы, и Леру с нее чуть от смеха не порвало. Как раз за неделю до этого мы ездили в парк, чтобы покататься на катамаранах, и нас прямо посреди реки ужалили сразу три пчелки. От последнего укуса, пришедшего нежданно и негаданно, я не удержал равновесие, отпустил руку и начал падать в воду. Лера попыталась меня удержать, но, разумеется, у нее не вышло, и я потянул ее следом. Так мы оказались в воде. И знаете? Я тогда понял, что выбрал правильно женщину, с которой собирался провести всю свою жизнь.
Она не кричала. Она не плакала. Она не злилась из-за испорченного макияжа, укладки или даже платья. Мы вынырнули, секунду помолчали, а потом Лера разразилась звонким, задорным, чистым смехом. От такого смеха у тебя обычно у самого улыбка на губах появляется, даже если бы до первого его аккорда, ты бы мечтал сдохнуть.
И у меня появилась.
И я помню, как смотрел на нее и чувствовал, что у меня буквально сердце дрожит от этого смеха. Глядя на нее, я знал, что люблю ее всеми фибрами своей души и хочу слушать этот смех до самой смерти.
Черт возьми…я был так счастлив, что так и будет…
Улыбка трогает мои губы даже сейчас, и я ощущаю на них вкус ее губ. Из того самого летнего дня за неделю до нашей свадьбы и брошки в форме осы на груди у женщины из ЗАГСа с высокой прической и чопорной речью.
Руки до сих пор ощущают тепло тела Леры. Я тогда подплыл, обнял ее, поцеловал и прошептал, что любить ее буду, пока дышать буду.
Так и вышло в целом…
Встаю и выхожу на балкон. Жизнь паскуда, ведь она подстроила для меня эту встречу, которая выбила из колеи полностью. Видимо, мало того, что со мной происходит, я должен видеть снова женщину, которую люблю. Женщину, которую потерял любя и никогда не смогу вернуть.
Проще было бы сдохнуть под колесами фуры.
Я смотрю на окна ее комнаты. Они темные, как эта ночь. Спит, наверно. Спит так близко, а я не имею права даже думать об этом. Все, что у меня есть — это воспоминания, которые приносят буквально физически ощутимые страдания.
Не забыл ни мгновения…
Кажется, я культивирую эти мысли. Я живу в них, ведь другого у меня нет. Одинок, как волк Балто, и стены на меня не давят. У меня другое наказание: каждый раз я оказываюсь в комнате, а она превращается в темный, тихий, холодный мир, где я один.
И я один.
Смотрю на горизонт, как вдруг снова думаю о том светлом дне, когда мы упали в пруд посреди Москвы, но вижу это немного иначе. Так внезапно, словно мне в темечко ударила молния, приходит мысль: я же и тогда ее за собой потащил. Обещал небо, рай, счастья, а вместо того утянул на дно…
Руки начинают неметь. Ноги тяжелеют. Самый худший кошмар моей темной комнаты, где нет никого, кроме меня — это такой момент. Когда я думаю о том, что сделал и куда привел женщину, которую любил.
Нельзя отрицать того факта, что я сделал это сам. Можно долго обвинять Кристину в манипуляциях, можно до бесконечности в квадрате списывать мой поступок на какой-то незакрытый гештальт первой любви. Даже отец мог бы снова попытаться взять вину на себя, выделив тот факт, что это он потворствовал нашему расставанию, а случись оно, естественно, ничего бы во взрослом возрасте не произошло. Но! Это не помогает.
И ничего не помогает никогда. Кроме одного.
Я разворачиваюсь, наспех одеваюсь и выхожу из комнаты.
***
Хруст песка. Запах и звук прибоя, которые заглушает мое собственное сердце. Ноги проваливаются, уходят под землю, а я только набираю скорость. Не пытаюсь сбежать, ведь я знаю, что это невозможно…
Сегодня состоялся ужин, к которому Ката очень сильно готовилась. У нас тоже был такой ужин когда-то, и пока я сидел за столом, воспоминания о том, как проходило это мероприятие в моем прошлом, Совершенно не хотел возвращаться в настоящее. А что мне здесь делать, собственно? Я сидел за