Я замерла в его объятиях. Зажмурилась, захлебнулась нахлынувшей нежностью. Отец моего ребёнка гладил меня, как маленькую девочку, лапищей по волосам. Что то говорил. Я оглушённая переменами просто стояла и дышала чем то новым.

Мы вышли на террасу.

Там, на залитой солнцем лужайке Эвелина раскачивала гамак, Мишка внутри весело махал ногами. Боже, пасторали святого семейства.

– Дети, идите сюда!

Я села на краешек ротангового диванчика на террасе. Видела, как Эвелина помогла Мише выпутаться из гамака, как весело подталкивая друг друга они бежали к террасе.

– Сядьте, – скомандовал Роман, сам как то нерешительно взъерошил волосы.

Эвелина села первая, втащила на диван Мишу.

– Миша, я хочу сказать тебе, давно хотел. – Ольшанский набрал воздуха: – Миша, я твой папа.

– Я знаю, – малыш беспечно болтал ногами, я, открыв рот смотрела на него ничего не понимая.

– Знаешь? – опередил меня вопросом Роман.

– Мне Эвелина сказала, что ты мой папа.

Роман присел, распахнул объятия:

– Иди ко мне.

Миша вскочил с дивана, бросился так порывисто, так искренне, обхватил шею Романа обеими руками.

Ольшанский обнял мальчонку:

– Я тебя с первой минуты хотел обнять, да всё стеснялся, сынок. Думал, вдруг тебе не понравится.

– Мне ,что ли, можно называть тебя папа? – Миша чуть отстранился, пытливо посмотрел в глаза Роману,: – Понимаешь, у меня раньше не было папов.

У меня перехватило дыхание, внутри я замерла, пульс нагонял штормовую волну в сердце.

Роман протянул руку, подманил Эвелинку. Она подошла, он обнял и её:

– У меня раньше была только красавица дочь, а теперь и крепкий парень появился. Можно, я буду называть тебя сынок?

Прозвенел колокольчик, Людмила накрыла на стол.

– Так, братан, давай руку, – Эвелина не дожидаясь, обхватила Мишу за шею, потащила его в столовую: Пельмешки! Мои любимые!

Мы молча стояли рядом, смотрели на улепётывающую парочку. Эвелина повернулась, бросила через плечо, закатив глаза:

– Да целуйтесь уже!

Конец.