— Мне хорошо. Прямо сейчас. Это уже много.

Я кивнул. И, наверное, в этот момент впервые за всё время поверил, что шанс у меня есть — маленький, но живой.

Мы легли рано — домик маленький, кровать одна. Я постелил себе на полу у камина, она — на кровати.

— Не геройствуй, — сказала. — Ложись рядом. Две подушки, два пледа, одна линия по середине — красная. Нарушишь — пожалеешь.

— Уважать разметку — понял, — кивнул.

Перед сном я снова проверил всё, что может нас тревожить.

Я шептал простые слова. Не просил “верни её”. Просил “сохрани её”. И “дай мне быть достойным её, рядом”.

Утром я вышел на крыльцо раньше Вики, растопил камин, поставил чайник. Запах дыма и мокрой травы — как детство. Сварил овсянку с яблоками и корицей, поджарил хлеб на чугунной сковородке. Она вышла в свитере, в шерстяных носках, заспанная и… моя — в той простой человеческой нежности, которую я когда-то потерял.

— Ты что, — она оглядела стол, — лагерем руководил в прошлой жизни?

— Сегодня — да, — сказал. — Завтра — тоже могу. Если разрешишь.

После завтрака мы пошли к воде — без удочек. Просто смотреть. Я держал дистанцию. Она сама взяла меня под локоть на склоне, когда было скользко. Я эту маленькую руку запомню навсегда.

На обратном пути она сказала:

— Тим, я вижу, что ты стараешься. И вижу, что тебе со мной спокойно. Это взаимно. Но…

— Знаю, — кивнул. — “Но” — будет, между нами, так или иначе. И правильно, наверное.

— Я не обещаю ничего, — добавила. — Кроме одного: я не буду играть с тобой в “дам — отниму”. Если скажу “нет” — это будет честное “нет”, а не мстительное. Если скажу “да” — тоже честное.

— Мне это и надо, — сказал. — Честно — и по твоим правилам.

Мы вернулись в дом, я ещё раз проверил камин, помыл посуду. Перед отъездом она вдруг остановилась, посмотрела на меня и произнесла:

— Ты правда выключил телефон. Ты рубил дрова. Ты молчал, когда надо. И ты ни разу не спросил: “Ну что, как я там, по шкале?”

— Мне не нужна шкала, — ответил. — Мне нужно время и ты. Всё.

Дорога обратно была тише. На подъезде к городу телефон схватил сеть — в бардачке ожил и завибрировал, как зверёк. Я не взял его. Только посмотрел на неё:

— Спасибо за эти сутки. Это лучший день за последние годы.

— И у меня хороший, — сказала она. — Не лучший. Но хороший. Это тоже много.

Я улыбнулся.

— Для меня — космос.

— Космос — потом, — отрезала. — Сейчас — дом, душ и крем для рук.

Я засмеялся — так, как давно не смеялся.

— Будет так как скажешь.

Высадил её у подъезда, не стал тянуть паузы. Сказал только:

— Я рядом. Если надо — звони. Если не надо — не звони. Я всё равно рядом.

— Я знаю, — кивнула. — И… спасибо за какао. Это почему-то запомнилось сильнее всего.

Она ушла. Я остался в машине, положил ладонь на выключенный смартфон, потом убрал руку. Подал вперёд, выехал на проспект без навигатора — дорогу домой я помнил наизусть. И в голове повторял, как обет: “Не давить. Не врать. Делать. Ждать”.

ГЛАВА 20

ГЛАВА 20

Лида позвонила рано утром:

— Так, подруга ты помнишь дату? Сегодня наш маленький большой юбилей. Приезжай, ты обещала. И, да, Тимура тоже зовём. Не важно, как вы — парой или как две единицы. Просто проедь. Все наши будут. Ну прошу тебя.

— Лид, я не уверена, что хочу, — честно сказала я.

— Хочу — не хочу — это для платьев повод выгуляться. Для друзей — встретится. Я настаиваю.

К вечеру я всё-таки поехала. Решила в последний момент: душ, лёгкий макияж, красная помада «на удачу». На мне тёмный костюм — приталенный жакет и прямые брюки, под ним тонкая майка топ, с блёстками. В руках — букет для Лиды, аккуратный, не кричащий, и виски в коробке для Феди.

Дом за городом светился окнами. Музыка, смех, запахи еды доносились уже от калитки. В прихожей — пальто на вешалках, голоса из гостиной. Я вошла — и сразу увидела его.

Чёрная рубашка, сверху пара пуговиц расстёгнуты. В руке бокал. Лицо расслабленное, глаза — быстрые. Он поймал мой взгляд, как будто ждал. И у него в глазах прямо вспыхнуло пламя. Он провёл по мне взглядом медленно — от каблуков до ключиц — и сглотнул. Ему это не удалось спрятать.

Подошёл ближе:

— Почему не сказала, что всё-таки решила ехать? Я писал.

— Решила в последний момент, — показала букет и коробку. — А ты, вижу, уже отдыхаешь.

Он чуть улыбнулся, поднял бокал:

— Да. Сегодня у Феди можно. И — ты прекрасна, Вика.

— Сохрани это на тост, — улыбнулась. — И спрячь глаза. Они громкие.

Он коротко хмыкнул, спрятать не вышло.

Лида вынырнула из кухни, запыхавшаяся, счастливая:

— О, пришла наша звезда. Дай букет. Виски — туда. Разувайся, проходи. Федя на мангале, Марина уже командует плейлистом.

Во дворе — гирлянды, на веранде свет, внутри — длинный стол: салаты, горячее, тарелки, бокалы. Федя в фартуке, с щипцами, довольный и чуть красный от жара. К нему очередь «похвалить». Марина, как всегда, центр шумной компании: в блестящей блузке, с вечными шуточками наготове.

Я поставила букет в вазу, чмокнула Лиду, обняла Федю. Крадусь к столу за водой — и вот он снова рядом. Не липнет — держит дистанцию, но рядом. Я слышу его дыхание и ощущаю взгляд кожей, как прожектор. «Успокойся», — шепчу себе и беру тарелку.

— Разливать? — предлагает он.

— Разливай, — киваю. — Себе — поменьше.

— Принято, — льёт себе на полпальца.

Начинаются тосты. Федя говорит смешно и тепло, Лида — слезу вытирает и смеётся одновременно. Мы чокаемся. Я говорю свой тост последней: коротко — «за вас двоих и за то, как вы умеете быть вместе без громких слов».

Лида моргает, Федя тянет «ура».

Музыка, разговоры волнами. На террасе прохладно, я выхожу на минуту подышать. Марина вылетает следом, кидает на