– О… – только и сказала я сама себе, когда взглянула в глазок и увидела по ту сторону двери свёкров.

Зачем они пришли, да ещё и без предупреждения, я не знала. Да и пускать их в квартиру желания у меня никакого не было. Но и игнорировать родителей Журавлёва я не планировала. Вот открою им дверь и пусть скажут, зачем пришли. А потом уже стану решать.

– Юлечка, как хорошо, что ты дома! – воскликнула Марина Дмитриевна, когда я всё же отперла. – А мы с Сашей гадаем, увидимся с тобой, или нет.

Я сложила руки на груди.

– Вообще-то, уже давно изобрели телефон, – ответила им.

Свекровь опустила взгляд и созналась:

– Мы боялись, что ты не подойдёшь.

– Или сразу скажешь «нет», – подхватил Александр Борисович. – Поэтому приехали, посмотрели по окнам, что у тебя свет горит, вот и поднялись.

На эту тираду я промолчала, ожидая продолжения. Ведь оно должно быть, не так ли? Какой-то повод у свёкров был, исходя из которого они сегодня явились ко мне. Вот пусть и объявят о нём первыми.

– У нас столько всего случилось! Мы можем с тобой поговорить? И про дом речь пойдёт, и про Машу…

Марина Дмитриевна осеклась и не стала продолжать. Но я додумала за свекровь сама. И про Тосю и их с Эдиком ребёнка, – видимо, именно это у неё само просилось наружу, но она вовремя успела сообразить, что нужно замолчать.

– Проходите, – всё же решила я посвятить какое-то время беседе со свёкрами.

Но исключительно потому, что они произнесли имя моей дочери. И я отступила в сторону, давая им возможность пройти в прихожую.

Марина Дмитриевна сильно нервничала – я видела это по тому, какие рубленые хаотичные движения она делает. Александр Борисович был сосредоточенным и хмурым. И когда мы в очередной раз устроились за столом переговоров, именно отец Эдика и взял первым слово:

– Юлия, у нас стряслось то, что расставило по местам все нюансы. Оказалось, что Тося вынашивала ребёнка вовсе не от твоего мужа.

Он выдал мне эти новости так хладнокровно, как будто рассказывал о чём-то постороннем, не имеющим ни к его, ни к моей жизни никакого отношения.

– Отец мальчика – её сводный брат. Тимофей. В него влюблена Маша, она сейчас может совершить ошибку, – продолжил Журавлёв-старший, и я прикрыла глаза и взмолилась:

– Подождите! Я ничего не понимаю.

Когда же посмотрела на свёкров, они переглянулись, и Марина Дмитриевна послала мужу нечто вроде «давай я». И начала рассказывать.

Она говорила про то, как Тося и Тимофей росли вместе, как у них случилась связь. И как он и стал отцом её ребёнка, что уже даже было подтверждено документально. Как они хотели облапошить Эдика и Машу, заполучив их недвижимость. И как Мария продолжает пребывать в грёзах, планируя строить отношения с этим сельским козлом. Именно так его назвала свекровь, чем меня порядком удивила.

А я сидела, слушала их и не понимала, что именно чувствую по данному поводу, потому что ощущений было очень и очень много. И все – совершенно разнообразные по характеру.

– Мы очень ошиблись, Юля… И не знаем, как себя дальше вести. Но понимаем, что ты очень сильно невинно пострадала… А ещё, что у нас есть внучок, которого ты носишь. И которому мы задолжали.

Это было очень неожиданно. Я предполагала, что они станут просить, например, попытаться повоздействовать на дочь. Ну или принять обратно Эдика, раз уж оказалось, что у него бастардов на стороне не народилось. Однако речь шла о другом, и хотя я подумывала, что свёкры всё же выставят какие-то условия, мне было даже интересно, как они собирались возвращать долги моему ещё нерождённому ребёнку.

– На дом тот ипотека оформлена, мы решили её сами платить и жить там. А тебе свою квартиру отпишем, – проговорил Александр Борисович уверенно. – И не волнуйся… Я же вижу, что подозреваешь что-то, – добавил он, читая меня, как раскрытую книгу.

Впрочем, я и не скрывала своих мыслей, потому что хотелось откровенности, а не каких-то экивоков, которые ни к чему хорошему никогда не приводили.

– Не думай, что попросим что бы то ни было взамен, – кивнула Марина Дмитриевна. – Родишь внучка и решишь, что не хочешь нас к нему подпускать – так тому и быть. А если дашь возможность с ним видеться – мы будем счастливы, Юленька.

Это было весьма внезапно и выбивало из колеи. Я сидела и искала подвох, понимая, что мне свёкры вряд ли выдадут, в чём здесь состоит тот подводный камень, на который я непременно наткнусь.

Интерпретировав моё молчание совершенно верно, Александр Борисович продолжил настаивать:

– Завтра же мы можем поехать к нотариусу и начнём собирать документы. Чтобы ты не думала, будто мы сегодня решили так, а через время – иначе.

Я сделала глубокий вдох и поинтересовалась:

– А что обо всём этом Эдик думает? Или он не в курсе ваших решений?

Свёкры переглянулись. Марина Дмитриевна поджала губы и ответила:

– Сын сказал, что ему теперь всё равно… на жизнь его. Тебя он потерял, к ребёнку вашему ты его явно не подпустишь на пушечный выстрел. Ну а дом он для Тоси покупал, так что теперь уж точно всё прахом пошло.

В целом, выходило даже складно, если всё же свёкры обрели ум настолько, что понимали истинную ценность того, что ещё оставалось в их жизнях.

– Мне нужно посоветоваться с юристом, – ответила я, не скрывая ничего. – Если он скажет, что меня ни к чему этот ваш дар не обяжет…

Я только произнесла эти слова, как свёкры стали заверять:

– Мы тебе поможем все налоги заплатить, или что там ещё будет нужно. Я просто в этом не разбираюсь, – проговорила Марина Дмитриевна.

– Точно-точно… мы с Маришей ещё ого-го! Списывать на берег нас не надо! Сдюжим!

В любом другом случае я бы даже испытала какое-нибудь трогательное чувство. Но жизнь и события последних недель меня многому научили. И я уж точно не торопилась называть свёкров, которые уже себя проявили ранее, теми людьми, на которых можно было положиться. Однако и отправлять их прочь, учитывая все обстоятельства и то, что они говорили и собирались сделать, было бы глупым.

– Хорошо. Тогда я говорю с юристом, и если он даёт добро, мы едем оформлять всё, что нужно, – подвела я итог тому, о чём мы здесь собрались поговорить.