Мы ели медленно. Между блюдами — разговоры. В темноте говорить легче: не видишь чужого лица, не “держишься”.

— Я всё ещё боюсь, — сказал он. — Не за карьеру. За тебя. Боюсь давить. Боюсь исчезнуть ещё раз.

— Исчезать у тебя получалось лучше, — отозвалась. — Хотя, давить — тоже неплохо.

— Учусь, — коротко. — Сегодня — просто быть рядом и не мешать.

Принесли второе — тёплое, пряное. Я улыбнулась:

— Ты действительно всё подготовил.

— Я просто помнил, — сказал он. — Ты мечтала. И имела право получить это без повода.

Мы перекидывались короткими фразами — как мячом. Колко, но без желчи.

— И всё же, — спросила я, — что это? Попытка “красиво ухаживать”?

— Попытка сделать тебе приятно, пусть и поздно, пусть и после, но лучше так. И попытка молчать, когда нужно, — честно ответил. — Без «надо». Без свидетелей.

— Сюрпризы — это риск, — сказала я. — Могла не прийти.

— Был готов к «нет». И был бы прав, — он не спорил.

— А ты не устал «биться»?

— Устал. Но это та усталость, после которой спится спокойнее. Не как раньше, когда сам от себя прятался, — тихо добавил он.

Десерт пах корицей и апельсином. Я нащупала ложку, усмехнулась:

— Если бы кто-то сказал, что я буду есть крем в полной темноте и радоваться, я бы не поверила.

— Я рад, что ты радуешься, — просто ответил он.

Пауза вытянулась. Я заговорила сама:

— Тимур, еще вопрос. Зачем тебе я — сейчас? Не «образ», не «история красивая», не «искупление». Я. Со своими правилами, паузами, «не знаю». Я, которая прожила это все без тебя и ты понимаешь, что не могу верить тебе и вообще подпускать к себе.

Он выдохнул:

— Потому что рядом с тобой я не вру сам себе. Рядом с тобой у меня нет роли. И потому что я хочу жить рядом с человеком, которого уважаю. Не присваивать. Не объяснять, как тебе жить. Просто… быть в твоём поле и делать, что могу. Если пустишь. Если нет — я всё равно найду, что делать полезного для тебя и Леры. И не исчезну. Это мой взрослый выбор. И мне жаль, что я так облажался в прошлом и отпустил тебя.

Темнота делала его голос ближе и, кажется, честнее. Я ловила интонации. Жгло где-то в груди, но не болью — напряжением, как перед вздохом.

— Хорошо, — сказала я. — Сегодня у тебя получилось: вытащить меня в место, куда я хотела. Без давления. Спасибо.

— Спасибо, что пришла, — ответил он. И добавил, очень тихо: — И что жива.

Мы щёлкнули пальцами — гиду сигнал. На секунду включился мягкий дежурный свет — только чтобы выйти. Я взглянула на него. Он сидел прямо, руки на коленях, взгляд спокойный, без привычной “власти”. Я тоже, наверное, выглядела иначе — с короткими волосами, со своими красными ногтями, без привычного щита.

— Тебя проводить? — спросил он уже у входа.

— До угла, — сказала я. — Дальше сама.

— Договорились.

Мы шли медленно. Город был тёмный, тихий.

— Вика, — он остановился у витрины пекарни, — я буду делать такие штуки иногда. Те, что “для тебя”. Если перебор — скажи.

— Скажу, — кивнула. — И ещё. Не жди наград. Это не квест.

— Я понял, — он улыбнулся чуть. — Это жизнь.

— Вот именно, — сказала я. — А в жизни лучше предупреждать заранее.

— Учту, — рассмеялся он, — на всякий случай спрошу лишний раз.

Мы простились у перекрёстка. Он не потянулся к руке — хорошо. Только сказал:

— Напиши, когда будешь дома. Просто чтобы знать, что всё хорошо.

— Напишу, — кивнула.

Дома я убрала помаду ватным диском, посмотрела на себя в зеркало. Лицо было живым, глаза — светлее. Я села на край кровати, задумалась, отматывая назад…

Ужин в темноте. Вкус — как будто вернулся к жизни. Он — рядом, не лез. Говорил просто. Я — не растаяла, но улыбалась.

Итог: можно так жить.

Правило: я у руля должна быть я.

Чувство: осторожная благодарность.

Отправила Лере смайлик-луноход: «Дома».

Тимуру коротко: «Дома уже. Спасибо за вечер».

Он ответил: «Спокойной ночи».

И больше ничего. Я погасила свет. В комнате было темно, но не страшно. Сегодня темнота была на моей стороне.

ГЛАВА 18

ГЛАВА 18

Следующим вечером меня ждал еще один сюрприз. Только в этот раз не от Тимура.

Марина ворвалась первой — как буря на каблуках.

— Открывай, женщина! Мы пришли спасать твою мораль и портить твою печень!

За ней — Лида, аккуратная, с пледом под мышкой и пакетом фруктов. У Марины — вино, у Лиды — клубника, сыр и какой-то хрустящий багет, который потом окажется героем вечера.

— Я на ночь, — сообщила Лида. — У меня пижама с уточками. Не смей смеяться.

— Я тоже на ночь, — Марина показала пакет с надписью «beauty» и подмигнула. — Будем красивыми и беспощадными.

Они разулись, заняли кухню. Поставили вино, порезали фрукты, сыр, хлеб. Лида наливала «совсем по чуть-чуть», Марина доливала «чуть побольше». Окно приоткрыто, на подоконнике базилик дышит, в колонке тихо хрипит старый Джо Кокер.

— Итак, — Марина щёлкнула пробкой в мусор, — повестка дня: Никольский. За — против — воздержалась. Вик, слово тебе.

— Серьёзно? — фыркнула я. — Может, сразу протокол и подписи?

— Да, — кивнула Лида. — Мы тут люди ответственные.

Я вздохнула, обхватила ладонями бокал.

— Я боюсь. Подпустить — боюсь. Оттолкнуть — тоже боюсь. Внутри всё ещё что-то к нему осталось, как осколок. И времени прошло мало, чтобы забыть. И, наверное, чтобы простить — тоже. Я… тупо не знаю.

Марина закинула ногу на ногу, чиркнула зажигалкой, передумала и убрала.

— Мой вердикт: играть с ним. Медленно разогревать, показывать, что ты почти-почти готова — и в последний момент послать к чёрту. Растоптать сердце. Пусть поймёт, каково это.

— Марин, — Лида поморщилась, — ты сейчас как злодейка из мыльной оперы.

— Я реалистка, — отрезала Марина. — Он сделал больно? Сделал. Значит, пусть тоже