– В смысле?

– Есть такой негласный закон, – объясняю я ей сбивчиво. – Хирург не оперирует родных… – смотрю в глаза подруге. – А он лучший, понимаешь?

В глазах подруги немой ужас и осуждение.

– Кать…

– Я потом скажу! Я обязательно скажу, – убеждаю ее страстным шепотом. – Вот сейчас вторая химия, потом операция – и я скажу!

Света хмурится, но не спорит. Смотрит на меня проникновенно, взглядом говорит втрое больше, чем словами…

– Света, – умоляю ее я, – ну пойми ты… С Мишкиным диагнозом выживают двое из десяти, – у меня по щекам катятся слезы. – А Марк лучший!!! Он единственный наш шанс!

– Я понимаю, Катюш, – она порывисто притягивает меня к себе и снова обнимает, давая плакать на своей груди.

И я плачу. Кажется, впервые даю выйти всей той боли, которая еще неделю назад была заморожена ужасом и страхом. Всхлипываю, вздрагиваю…

– Какие прогнозы-то? – тихо спрашивает моя самая близкая подруга.

– Хорошие, – я отстраняюсь, вытираю слезы. – Делали после химии КТ. Марк говорит, что опухоль хорошо реагирует на терапию. Сейчас сразу вторую, чтобы она окончательно закапсулировалась, и потом операция, – хмурюсь.

Марик аккуратно попытался мне рассказать, что нас ждет. Будут удалять коленный сустав, скорее всего, бедренную кость и, возможно, бедренный сустав. Мне жутко страшно.

– Как он к тебе относится-то? – очень тихо и почти сочувственно спрашивает Света.

– Кто? Марк? – я действительно удивлена ее вопросом. – Хорошо, – киваю. – Как ко всем. Он такой, знаешь… – молчу, подбираю слова. – Рядом с ним очень легко верить, что все получится.

Подробности рассказывать даже подруге не хочу. Ни про мои слезы на груди у Марка, ни про ту раскрашенную даму, что заявилась среди ночи в его ординаторскую, ни про банковскую карту Захарского, что до сих пор у меня. Ведь он действительно относится к нам с Мишей как ко всем. Он помог нам пережить самую ужасную первую химию. Помог принять диагноз и необходимость такого страшного лечения. А сейчас… Сейчас он просто врач. Он нас лечит.

Мы видимся на обходах. Пару раз Миша мне рассказывал, что доктор Марк заходил, пока я была в постирочной. Но в общем и целом сейчас мы с ним почти не общаемся. Он всего лишь следит за ходом лечения. Внимательно. Так же, как у других своих пациентов. Но я его почти не вижу. Была пара дней, когда я его совсем не видела.

Наверное, это правильно. Наверное, так и должно быть. Ведь отношения между нами окончены. Он – Мишин отец. И я ему об этом обязательно скажу. Тем более сейчас я уже приняла твердое решение о разводе.

Костя выжег в моей груди все остатки благодарности. Ничего от него больше не хочу. Сейчас для меня важен только сын.

Марк

Где она?! Где она, черт возьми? Почему в палате нет ни ее, ни Мишки?

Не видел ее с ночи. Да, я заставил себя не подходить к ней. Я даже не говорю с ней. Но не видеть? Увольте. Это мой наркотик. Оставьте мне хотя бы его…

Толкаю дверь.

– Где Свиридовы? – требовательно спрашиваю у Тамары.

– На мастер-классе мальчик, – улыбается мне она.

– К ним кто-то приехал, – одновременно с матерью выдает Люся.

– Появятся, скажите, чтоб зашли на перевязку!

Кто-то приехал? У меня в груди взрывается бочка с порохом, оглушая, оседая горечью на языке… Костя? Ну логично же. Длинные выходные. Мать вряд ли, хотя могла и она. Нет. Это Костя.

Я троих детей на перевязку позвал. Мишку можно бы и пропустить, но я не мог. Не могу.

Ноги сами несут меня в фойе. Ну я же должен этому мудаку хотя бы про кровь сказать! Меня в отделении переливания уже послали. Сказали, слишком часто. Запас в банке есть, конечно, и это не такая уж большая проблема, но… Я должен ее видеть. Я должен их…

Злой, почти разъяренный, вылетаю в фойе. Стоп! Света!

Глава 21 

Марк

– Марк! – восторженно приветствует меня Светка на все фойе.

Черт, уже заметила. Тихо смыться не получится. Натягивая формальную улыбку, подхожу.

– Привет, давно не виделись.

– Ух ты, какой ты стал! – тянет она с восхищением и блеском в глазах. – Одни татухи чего стоят.

– Да, – смотрю на свое предплечье. – Мне тоже нравятся, – быстро перевожу взгляд на Катю.

А у нее глаза на мокром месте. И все равно красивая!

– Мишка где? – спрашиваю коротко.

– На рисовании, – спохватывается Катёнка.

– Во сколько заканчивает?

– До часа вроде, – она достает телефон, смотрит на время.

– Ему на перевязку надо. Забери его чуть раньше, – призывно смотрю на нее. – Жду, – и киваю Светке: – Пока!

Сбегаю в отделение. А у самого словно крылья за спиной. Не Костя. Света. И Катя ревет у нее на груди. Еще одно подтверждение тому, что я прав, а Колян – нет. Мне безумно хочется в это верить.

Катя

– Фига себе! – у моей подружки глаза блестят от восторга.

– Ты бы видела, с каким азартом эти татушки дети разрисовывают, – пытаюсь немного перенаправить градус восхищения я.

Хотя ее впечатлили, кажется, не только рисунки на его руках. Неудивительно. Марк весь такой, что закачаешься.

– Относится как ко всем, говоришь? – вскидывает бровь подруга.

– В смысле? – понимаю, что тему мне не сменить.

– Я тут что-то не вижу врачей, – она демонстративно крутит головой, – бегающих за своими пациентами! – она игриво поднимает бровь, закидывает ногу на ногу. – На перевязку.

– Свет, – я краснею, – ты не понимаешь! У него ж времени свободного полчаса может быть! Они всегда так по отделению собирают! «Ты, ты, ты! Идем, бегом!»

– Ага! – кивает моя подруга, поджав губы. – Иди давай, – она усмехается. – Бегом!

***

Вторая химия переносится легче, чем первая. Мною. Мишей также. Но теперь я уже знаю, что это лечение, что это пройдет, что буквально через два дня ему будет лучше и он снова будет есть, бегать, играть и проситься на улицу.

Внимательно слежу за капельницами, в этот раз без ошибок записываю всю входящую жидкость. Мы заранее начали пить ондансетрон, и рвоты нет. Только тошнота, да и та не сильная. Проходит на промывке.

Марк периодически заходит, но не более чем на пару секунд. Смотрит, какой капается препарат, бросает короткий взгляд на Мишу и уходит. Ну да, что ему тут делать? У нас все хорошо. Все по плану.

Мы капаемся два дня и три ночи. Следить нужно круглосуточно. Инфузомат пищит, когда лекарство заканчивается, но к этому звуку быстро привыкаешь, и лично я завожу себе будильник. Без него третий раз за ночь подняться безумно трудно. Кажется, я только легла, но… Срабатывает телефон. Открываю глаза, а в