Когда только она успела испечь этот торт? Я проснулась в восемь, а у бабули уже были готовы и пирожки, и салат, и творожная запеканка… Ещё и это медовое великолепие!
— Спасибо, бабуль! — улыбнулась я, крепко ее обнимая. — Люблю тебя! Какое все аппетитное на вид! Но я ведь просила тебя, не заморачивайся…
— Как это? — делано возмутилась она. — Внучке двадцать восемь исполняется! К тому же, мне Лев помогал рано утром.
— Значит, он еще и готовить умеет? — улыбнулась я, и бабуля тепло улыбнулась в ответ.
— Он вообще рукастый. Плохо, что бессонница его мучает, но я уже у Степаниды трав попросила успокаивающих. — Он нахмурилась. — Вот только он пить их отказывается. Сидит там ночью с этими мониторами… Глаза еще испортит!
— Да, глаза у него часто усталые, — вздохнула я, сдерживая улыбку: бабушка так мило заботилась о Льве, а он так мило принимал ее заботу! Изо всех сил изображал сдержанность, но я-то видела — сердце оттаяло.
— Ну хоть днем немного спит, уже хорошо, — кивнула бабуля.
Со Львом нам было гораздо спокойнее, да и бандиты вроде как притихли. По крайней мере, по деревне их джип больше не колесил. Что касается поджога — личность злоумышленника участковый установить не смог, но наши жалобы выслушал.
— Что вы от меня хотите? — развел он руками. — Никаких доказательств причастности Кощеева нет.
Было понятно: он или боится с ним связываться, или тоже получил взятку.
— Толку от него не будет, — сказал Лев. — Сами справимся.
Он справлялся отлично. Лев бы внимателен, строг к себе, всегда спокоен. Он полюбил сидеть на лавочке у сарая — непременно в компании Бени и кур: от его пристального взгляда и тонкого слуха не ускользали никакие, даже далекие разговоры. Плюс, он постоянно ходил по деревне и округе, оставив нам рацию для связи и взяв телефон.
В это утро мы вместе пили чай с тортом и отмечали мой праздник. Ничего шумного не хотелось, и я смутилась, когда Лев подарил мне мощный шокер для самозащиты. Он также показал, как им пользоваться, и посоветовал не медлить в случае чего.
— Если бить — то сразу. Засомневаешься, промедлишь — и его могут использовать против тебя.
— Поняла. Спасибо вам, Лев Викторович! У меня была пищалка и баллончик, но я так ни разу ими и не воспользовалась.
— Надеюсь, и этим не придется, — сказал он.
После обеда и всех переделанных дел, включающих готовку, стирку и уборку в курятнике, я пошла прогуляться по деревне и полям. Было достаточно свежо, но не холодно, и длинные перистые облака красиво размыло по небу.
Я надела бежевый льняной сарафан с расшитым верхом и распустила волосы. Настроение было мечтательным, хотелось чего-нибудь волшебного, и я решила, что соберу домой букет полевых цветов. Их здесь росло в избытке по всем холмам, у ручьев и озер, и было несколько особенно уютных мест. Своими любимыми я считала земляничную поляну у огромного бревна из тополя, заросли чертополоха, через которые невозможно было перебраться, и колокольчиковый холм: фиолетово-синий, яркий, нереально красивый. Правда, было еще лесное озеро, куда мы с Елисеем не дошли, и Чертова тропа — не слишком милое место в старом ельнике, где за каждым стволом мерещилась неведомая сила, а в рисунках мха на камнях проступали лица и фигуры. Еще на западе, за двумя холмами, была тополиная роща, особенно прекрасная осенью. Тогда она становилась ярко-желтой, и трава тоже желтела, желтели у тропы лютики, и хотелось улыбаться, глядя в особенно яркое на фоне желтизны синее небо.
Прежде чем нарвать ромашек, я склонилась, пытаясь найти особенный листик клевера. Вдруг на этот раз повезет?
— Еще немножко, — донесся женский голос.
Степаниду я узнала сразу, но не сразу поняла, кто идет рядом с ней. Оказывается, это был алабай: огромный, мрачный и грязный.
— Давай, Громушка, — уговаривала собаку женщина. — Еще немножко — и отдохнешь. Ветеринара тебе вызову, лапку подлечим.
Я не решилась шагнуть собаке навстречу.
— Степанида Ивановна, здравствуйте! Не знала, что у вас есть собака…
— Здравствуй, Василиса, – кивнула женщина. – Не было прежде.
— Вам помочь? — нахмурилась я, когда пес поджал лапу. Вид у него был измученный.
— Вряд ли ты его подымешь, — усмехнулась женщина. — Тяжелее тебя будет. Дойдет сам, постарается.
— Может, мне за ветеринаром сбегать?
— А вот за это буду благодарна.
На луг я в итоге вернулась через двадцать минут, размышляя, откуда у женщины могла взяться эта суровая махина. Таких собак в деревне вроде бы никто не держит, уж больно серьезная и опасная была порода. Нападет — порвет на тряпочки, если вообще жив останешься…
Я посмотрела на цветы, что сплелись с травами, и решила, что букет подождет. Кажется, сто лет прошло с тех пор, как валялась в траве, глядя в небо. Муравьи, букашки, жучки — все расступитесь!
Я плюхнулась на спину, заводя руки за голову. Хорошо-то как! И мягко, и щекотно, и душисто! И не так уж далеко от дома, в относительно безопасной зоне, так что не пришлось брать ни баллончик, ни рацию. Вот в облаках появился спящий котик с пушистым хвостом, а потом и клубочек для него. Котики предвестниками плохого не бывали, и как никогда остро мне захотелось чуда — пусть маленького, но замечательного.
— Кыш. — Я лениво смахнула с коленки зеленого клопа. — А тебе можно.
Голубая тоненькая стрекоза довольно долго не улетала, и мне было приятно шевеление ее лапок. Там, возле озер, водились и другие стрекозы — настоящие жирные птеродактили, яркие, бирюзово-зеленые. Ни их, ни бабочек, ни радужных жуков я не боялась совершенно.
Издалека послышались то ли шаги, то ли просто шорох, и я встала: ко мне неспешно шагал Елисей. На нем была белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами и простые джинсы, в руках — большой букет ромашек. От его улыбки захватило дух, и я покраснела.
Мелькнула мысль: вот и явило себя чудо — не маленькое вовсе, но замечательное точно.
— С днем рождения, Василиса Прекрасная! — громко сказал он.
— Спасибо! — Улыбнувшись, я шагнула к нему навстречу и приняла букет. — Я так рада тебя видеть!
Елисей наклонился и запечатлел на моей щеке нежнейший, целомудренный и очень приятный поцелуй.
— И я тебя. Будь смелой в своих мечтах.
— Спасибо, — повторила я тише. Помедлила пару секунд — и поцеловала его в ответ в щеку. — Цветы прекрасны, обожаю ромашки! Но они крупнее луговых, больше на садовые похожи.
— Так и есть, — кивнул он, внимательно изучая мое лицо. — Я их в городе купил. У меня есть еще подарок, но он остался в машине.
— Откуда ты знаешь про мой день рождения? — Я спрятала лицо в ворохе белых лепестков.
— Лев сказал еще вчера, — улыбнулся Елисей. — Что ты здесь делала? Неужели в траве лежала?
— Ага! — снова улыбнулась я. — Несмотря на ползающих и летающих, это весьма приятное занятие.
Он подмигнул мне.
— Надо тоже попробовать. — И растянулся во весь свой немалый рост, убирая руки за голову. Его взгляд нежной лаской прошелся по мне, словно Елисей смотрел и не мог на меня насмотреться.
Я снова улыбнулась и легла рядом, положив букет поближе к себе.
— Удобно, — сказал Елисей. — Но, кажется, я лег на что-то колючее.
— Ой! Это тебе Полевик, наверное, камушек или лопуховую колючку подложил. Здесь верят, что он любит так проказничать.
— Главное, чтобы он мне змею не подложил. Или ежа. Хотя, тут вопрос, кто больше пострадает: все-таки во мне веса под сотку.
Я рассмеялась, поворачиваясь на бок, и Елисей тоже повернулся, подпирая щеку ладонью.
— Ты замечательно выглядишь, Василиса.
— Спасибо. Ты тоже. — Я автоматически протянула руку, убирая из его волос сухой листик. Волосы у Елисея были жестковатые, но прикасаться к ним было приятно, и очень густые. — Ты надолго к нам?
— Хотелось бы, — сказал он, изучая меня взглядом. — Хорошо здесь.
— И тихо стало, никаких происшествий, слава богу. Правда, я сегодня Степаниду с алабаем встретила…
