Соловков выслушал это и решился.

– Я слышал ваш разговор с Давидом. Ты сказала ему, что носишь сына от него.

На лице Эммы не дрогнул ни один мускул. Она вопросительно вскинула брови и сложила руки на груди, будто бы говоря: «И что дальше?»

– Ты с ним спала? – задал он тот вопрос, который самому Тиму показался совершенно, просто непередаваемо, идиотским.

– Конечно, я с ним спала! – снова закатила любимая глаза. – Или ты думал, будто Асатиани поверит в то, что между нами пролетел святой дух и я забеременела?

Из Тимофея словно разом выкачали все силы. Подойдя к широкому креслу, он упал в него и сделал пару рваных вдохов и выдохов.

– Тимми, тебе пока лучше держаться от меня подальше, – сказала Эмма отстранённым тоном. – Не приезжай, пока я не решу все вопросы. Я не планирую разводиться с Давидом. Я собираюсь записать на него ребёнка.

– Он может быть от него? – глухо уточнил Соловков, когда правда дошла до него со всей пугающей ясностью.

Эмма спала и с ним, и с мужем. С этим мерзким стариком, который всё ещё мог залезть на женщину. На его женщину!

– Да. Этот ребёнок может быть от него. И знаешь… сейчас мне кажется, что если я рожу сына от Давида, это будет самым лучшим исходом. Потому что Давид хитрый… он может что-то заподозрить. Он может сделать тест ДНК и со мной развестись таким образом, что я останусь ни с чем.

Если до сего момента Тим собирался угрозами, увещеваниями, посулами попытаться убедить любимую в том, что сможет её обеспечить, теперь всё менялось кардинально.

Эмма уже не та куколка, с милым хорошеньким животиком, в котором жил его сын. Она – лгунья, готовая ради богатства своего мужа на всё. И конечно, её совершенно не устроит его доход, который, по сравнению с имуществом Давида, более чем скромный.

– Хорошо. Я всё понял, – уронил Тим, поднимаясь на ноги. – Напиши мне, как у тебя что-то решится…

Последняя фраза была настолько абсурдной, если сравнивать с тем, что имелось у него и Эммы в прошлом совсем недавно, что Соловков сам не поверил в то, как слова прозвучали.

Она не ответила, лишь только улеглась удобнее, когда Тимофей направился к выходу. А когда он покинул палату, до него со всей трезвой ясностью дошло:

Те женщины, которые были рядом, больше не с ним.

Тимофей остался совершенно один.

***

Время пролетело незаметно, и к моменту, когда у меня состоялась подсадка эмбрионов, был запущен процесс передачи мне активов семьи Асатиани.

Действовать решили через дарственные, оспорить которые было почти невозможно. Давид находился в твёрдом уме и трезвой памяти. Большая часть того, чем он владел, принадлежала ему еще до брака с Эммой, но после семейной жизни с первой женой, так что, по его словам, если Амир и предпримет попытку признать эти сделки недействительными, его ждёт неудача.

Миновало аж два дня, которые я провалялась в постели, решив таким образом подстраховаться, а на сегодняшний вечер у меня была запланирована очередная поездка к Асатиани. Для подписания каких-то новых документов требовалось моё присутствие. Я планировала перед этим встретиться с Дашкой и немного поболтать. Подруга как раз должна была приехать ко мне с минуты на минуту, так что я, сходив в душ, принялась собираться на выход, когда раздался звонок в дверь.

Нахмурившись, я взглянула в глазок. Для прибытия Даши вроде бы было рано, в чём я и убедилась, обнаружив по ту сторону двери Амира.

Он не просто выяснил, где я живу, что, в принципе, было не столь и сложно. Он приехал лично, видимо, поговорить опять о своих планах на разорение отца.

Первым порывом было вызвать полицию или самого Давида. Но первые станут ехать слишком долго, потому что поводов для того, чтобы меня защищать у них нет. Второй сегодня утром по телефону пожаловался, что чувствует себя неважно. И срывать его с места, чтобы он приехал и получил новую дозу нервных потрясений, я точно не стану.

А Амир, чего доброго, будет дежурить у меня под дверью, пока не добьётся своего. И не стану же я затворницей в собственном доме, которая будет прятаться не только от сына Асатиани, но ещё и от собственной подруги?

– У нас Великий Потоп и ты прибыл ко мне сообщить об этом лично? – процедила я, распахнув дверь и встав так, чтобы Амир понял: его в гости явно не позовут.

– Будет, если ты меня не выслушаешь, – ответил он и растянул губы в улыбке.

Она была насквозь фальшивой и полной арктического холода, что, впрочем, меня ни капли не удивило.

– Слушаю, – пожала плечами и добавила: – Но у тебя не больше пяти минут.

Асатиани посмотрел на меня так, что в его взгляде я прочла: «И что я вообще здесь делаю?»

Он словно бы удивлялся тому, что явился ко мне лично, в чём я его чувства разделяла полностью.

– Давид говорил тебе, что на те фирмы, которые он так активно тебе передаёт, уже поданы судебные иски на многие и многие миллионы? И вовсе не рублей? – задал он вопрос и вскинул бровь.

Небрежно оперевшись плечом о распахнутую дверь, он создавал обманчивое впечатление хищника перед прыжком, который мог совершить в любое мгновение.

– Говорил, – соврала я, пожав плечами.

А сама про себя отметила тот факт, что Давид в последние пару дней был особенно озадаченным и каким-то измученным.

– Да? Как интересно, – хмыкнул Амир. – И ты всё равно готова принять такой дар, который не принесёт тебе ничего кроме кучи проблем?

Бросаться выяснять у сына Давида, что это за проблемы, и какого рода сложности он подкинул собственному отцу, я, разумеется, не стала.

– Это не твоё дело, Амир. Твой папа мне всё рассказал. Если ваша с Алексом мама и соврала тебе, что она обращалась к нему, а он отказал в деньгах, то у меня другая информа…

Я не успела договорить, когда Асатиани взорвался. Словно перещёлкнул крохотный тумблер в его голове и шкала агрессии заполнилась от нуля до миллиарда со скоростью света.

– Не смей про неё даже говорить! – проревел он и, сделав шаг, перекрыл разделяющее нас расстояние.

Вдавил меня собой в стену, навис сверху.

– Это он тебе рассказал? Он придумал эту сказку, Карина? – потребовал ответа Амир, пока я стояла ни жива, ни мертва.

И боялась я вовсе не за себя, а за то, что