— Мам, тебе плохо?

Павел сажает меня на диван, я откидываю голову назад, удобно устраиваясь. Становится чуть легче, но всё ещё мутит.

— Да, всё хорошо, — шепчу, еле разомкнув губы. — Вы можете перестать ругаться, пожалуйста? Я согласна, что нам всем есть, что высказать, но давайте не устраивать скандалы. Я не смогу долго продержаться в такой атмосфере.

Паша присаживается на корточки напротив меня, кладёт свои руки мне на колени, но я отодвигаюсь подальше. Его прикосновения ощущаются как ожог, настолько больно мне сделал этот человек, настолько он меня унизил своим поведением и словами.

Никакого уважения не осталось. Только горечь и благодарность за то, что у нас есть дети.

— Иди к себе. На ночёвку разрешаю, — Паша коротко кивает сыну, и тот, не задавая лишних вопросов, удаляется, оставляя нас одних.

— Лиза, послушай меня сейчас внимательно… Это важно.

— Я не хочу ничего слушать, веришь? Не хочу находить в себе силы понять тебя или простить. Ничего не хочу. Тебя в своей жизни больше не хочу.

— Ты горячишься. — Он неверяще качает головой.

— Нет, Паша, в том-то и дело, что нет. Узнать о предательстве мужа — это одно. А вот узнать, что ты жила в браке столько лет с человеком, который любил другую… Ни одна женщина такого не выдержит. А теперь внутри меня маленький человек — наш с тобой четвёртый ребёнок… И я сейчас скажу ужасную вещь: если бы я узнала всё это раньше, я бы сделала аборт.

Павел вскакивает на ноги и размашистыми шагами меряет комнату.

— Всё не так!

— А как? Ну как, Паша? Или ты хочешь сказать, что между тобой и Кристиной не было ничего, а твоя пассия всё выдумала?

— Не выдумала, — он наконец выдыхает воздух из лёгких. Отходит к окну и складывает руки в карманах. Я вижу только его спину, напряжённую так, что даже сквозь толстый слой одежды чувствуется сталь мышц. — Кристина и правда была моей первой любовью.

Сердце щемит, но я держусь. Это нормально, что у него кто-то был до меня. Но ненормально, что этот кто-то присутствовал всё это время в нашем браке, а я и не догадывалась.

— Очень радостно, — сарказм рвётся из меня.

— Но всё было не совсем так, как ты думаешь, Лиза. Мы расстались с ней из-за тебя.

— Что? — хрипло смеюсь.

То есть это я виновата?

— Да, мы расстались, потому что я встретил тебя… Потому что влюбился в тебя и осознал, что хочу быть с тобой. И… — он замолкает, вглядываясь куда-то вдаль, — и всю жизнь чувствовал вину, что она погибла из-за того, что я ушёл. Мы были привязаны друг к другу. Сильно. И когда я принял решение разойтись… она сломалась.

— Я запуталась, — слёзы беззвучно стекают вниз по щекам, сердце тарабанит грудную клетку. — Ничего не понимаю… Что всё это значит?

— Чёрт возьми! Как же объяснить? — Павел рявкает громким рыком, ударяя кулаком в стену.

Глава 16. Павел

Я наконец нахожу в себе силы повернуться и посмотреть в глаза жене. Пускай и бывшей, но внутри, глубоко в сердце, Лиза всегда была, есть и будет единственной женщиной, которую я видел рядом с собой в качестве жены.

И нет, не потому что она идеальная мать или жена. В ней тоже есть минусы, как и во всех нас. На то мы и живые люди.

Просто она всегда была для меня особенной.

И прекрасно помню тот день, когда почувствовал тревогу, увидев её. Нет, не любовь с первого взгляда, а тревогу, что если я сейчас не познакомлюсь, если упущу, то буду всю жизнь жалеть.

И эта мысль преследовала меня, не давала покоя, не отпускала, пока я не подошёл и не спросил её имя.

Я до сих пор, спустя столько лет, не знаю, что это было за чувство и почему оно было таким сильным. Но я помню его, как вчера.

И ещё помню, как, будучи в отношениях с другой, уже тогда понимал, что женюсь не на ней, а на Лизе. Это трудно логически объяснить, ведь Кристину я и правда любил, она была важным человеком в моей жизни.

Но то, что я почувствовал тогда к Лизе… это не было похоже ни на что.

Поэтому я даже долго не стал думать после нашего знакомства, уверенный на двести процентов, сделал предложение и сказал ей, что люблю.

А после узнал, что Кристина погибла. И всю жизнь чувствую вину за это…

Знаю, что она не сделала это сама, с собой, от неразделённой любви, но почему-то не могу свыкнуться с мыслью, что если бы не бросил её тогда, то она осталась бы жива. Не села бы в ту машину…

Когда я встретил Юлю, спустя столько лет, сначала не поверил глазам, а потом внутри что-то, похожее на совесть, нашёптывало мне, что я должен всё исправить. Должен искупить вину.

И сам не осознал, как далеко зашёл.

Виню ли я себя? Тысячу раз да!

Мог ли я тогда поступить иначе? Наверное, мог. Но мне казалось, что нет.

— Ты меня замучал, Паш, — она ложится на диван, сворачиваясь в клубок. И кажется такой беззащитной, такой маленькой и нежной, что я не хочу уходить

— И сам запутался. Разберись, что тебе нужно, а потом приходи. Но знай, что внутри меня нет места для прощения. Я не могу найти в себе силы сделать это… Не ради детей, не ради нас. Просто не могу.

— Я понимаю.

— Я надеюсь, что ты правда это понимаешь.

— Лиза, — подхожу ближе, но не пересекаю черту, всё ещё помня, как она скинула мои руки, словно они заразны. — Ты должна знать, что я тебя любил всегда. И ты никогда не была заменой. Просто знай это. И не выдумывай лишнего.

— Любил… Если бы любил, то больно не сделал бы.

— Больно делают как раз тем, кого любят больше всех. Ты была главной любовью в моей жизни — и ею останешься. Просто держи это в голове.

— Ты уйдёшь?

В её голосе слышу мольбу и понимаю, что да, пока мне стоит уйти. Иначе я сломаю её окончательно. А мне страшно. Чертовски страшно сломать.

—