А ведь всё висело на волоске. Те дни в больнице, тот леденящий ужас, когда врач не находил сердцебиения... Мой побег. Моё отчаяние. Если бы тогда всё пошло по-другому...

Вадим выхватил у меня из рук сумку, автокресло и мою сумочку с паспортами и выпиской, превратившись в многорукое существо, целиком состоящее из заботы и сияющей гордости.

— Шаг за шагом, командир, — прошептал он, и его глаза смеялись. — Дома нас ждёт целый эскадрон.

Но едва мы вошла в квартиру, впервые после четырех дней в роддоме, меня охватило странное чувство — будто я впервые здесь. И я невольно вспомнила ту позднюю осень. Вечер сразу после примирения, когда Вадим привёз меня сюда.

— Закрой глаза, — попросил он тогда, когда мы остановились у запертой двери. И в его голосе слышалось давно забытое волнение.

Я услышала щелчок ключа в замке. Он аккуратно провёл меня за руку через порог.

— Можно смотреть.

Я открыла глаза и ахнула. Передо мной была пустая, залитая солнцем квартира. Высокие потолки, панорамные окна, в которых отражались облака. По голому бетону бежали солнечные зайчики.

— Это... правда наше? — прошептала я.

Вадим кивнул, не скрывая счастливой улыбки.

— Но это ещё не всё. Не хотел показывать только голые стены.

Он достал из сумки планшет и показал фото с дизайн-проектом.

— Это только проект, можешь поменять, что захочешь.

Я медленно листала эскизы, и сердце замирало. Светлые стены цвета топлёного молока, глубокий диван у окна, открытые полки для книг, кухонный остров... Всё было именно таким, каким я представляла.

— Здесь будет детская, — тихо сказал Вадим, заведя меня в пустую комнату, и перелистывая на изображение на планшете.

Я смотрела на эскиз комнаты с обоями в мелкую полоску, на удобное кресло-качалку в углу, и слёзы наворачивались на глаза. Он сделал проект детской ещё до того, как узнал о беременности. Он знал, он верил.

— Ничего менять не нужно, — выдохнула я, прижимаясь к нему. — Это идеально.

С тех пор прошло уже восемь месяцев, а будто было вчера.

Ремонт уже сделан. Месяц назад переехали и обустроились, словно и не было никаких «до».

И теперь мы шли в нашу квартиру не вдвоем, а втроем. С маленьким сынишкой на руках.

Едва дверь распахнулась, послышался приветственный скулеж Буси, выплясывающего у моих ног от восторга. А в глубине прихожей, затаив дыхание, стояли все: моя мама, утиравшая слёзы, брат с плюшевым медведем, который был больше Елисея, родители Вадима с сияющими лицами. И Катя с мужем, а рядом — Оля, моя институтская подруга, та самая, что готова была приютить меня в самый тёмный час.

— Тише, тише! — зашикала мама на всех, сама при этом не в силах сдержать радостный возглас при виде свёртка в моих руках.

Мы вошли в гостиную. И тут началось самое забавное.

Вадим, обычно такой собранный и уверенный, вдруг превратился в суетливого инспектора. Он носился по квартире, поправляя на столе уже идеально расставленные тарелки с пирогами, подкладывал мне под спину подушки, хотя я и так утонула в мягком диване, и то и дело подбегал заглянуть в личико сыну, как будто боялся, что он испарится.

— Он не голоден? — озабоченно спросил он, склонившись над спящим сыном.

— Пока нет, — с улыбкой ответила Катя. — Но ситуация может измениться, будь начеку.

Все засмеялись.

Брат, неуклюже взяв ребёнка на руки, замер в позе древнего атланта, несущего неведомую ношу.

— Ну что, богатырь? — басил он, а Елисей, сморщившись, во сне чмокнул губками.

Я смотрела на брата и вспоминала, как мы все были слепы и глухи друг к другу. И как в итоге боль заставила нас стать честнее, а эта крошка — добрее.

Когда я взяла сына обратно, чтобы покормить. Все тактично отвернулись, завязав разговор.

Вадим сидел на корточках перед диваном, его рука лежала на моей ноге, а взгляд был полон такого безмерного обожания, нежности и благодарности, что у меня на глаза навернулись слёзы. В этом взгляде была вся наша история — боль, страх, недопонимание и это чудо, которое переплавило всё в чистую, сияющую любовь.

Всё, что случилось, — та ужасная ошибка, мои подозрения, его отчаяние — всё это привело нас сюда. К этому порогу. К этому дивану. К этому маленькому существу, которое своим появлением перечеркнуло всю прошлую боль и наполнило её новым, глубоким смыслом. Мы чуть не разрушили всё, но в итоге построили нечто гораздо более прочное.

Я прижала сына к себе, чувствуя его тёплое, доверчивое тельце, слыша его тихое сопение. Его маленькая ручка вцепилась в мой палец, и в этой хрупкой хватке был весь смысл.

А Вадим, не отрывая от нас взгляда, прошептал так, чтобы слышала только я:

— Спасибо тебе. За него. За всё.

И в его глазах я прочитала ту же бесконечную историю, что и в своём сердце. Историю, которая только начиналась.

КОНЕЦ