– М-м-м…

Я не успела и пикнуть, как он ворвался в мои губы и стал жёстко и требовательно мять их. Я мычала в протесте, пыталась оттолкнуть, бить его в грудь, но ему хоть бы что, он никак не реагировал. И когда я поняла, что не смогу его одолеть, то просто в порыве гнева дернула его за рубашку. Пару пуговиц точно оторвала, но он и на это не отреагировал, после чего я, не задумываясь, укусила его за губу. И вот тут реакция не заставила себя ждать, он шикнул, а после, запустив руку в мои волосы, крепче прижал и ворвался языком в мои губы, вытворяя такие финты, что я чуть не задохнулась от напора и силы, от наглости и неизвестных ранее ощущений. Такого развратного поцелуя у меня никогда не было. Не успела привыкнуть и отойти от шока, как он снова меня шокировал. Опустив руку, он стал мять меня ниже пояса. Это было очень грубо, но в то же время слишком приятно. Меня словно облили сначала холодной водой, а после горячей. Воронцов, то ли намеренно, то ли нет, стал пробуждать во мне желание, но это было слишком безумно – чувствовать всё это в нашей ситуации. Поэтому я просто растерялась, быстро устала и сдалась.

Когда Воронцов почувствовал, что я больше не сопротивляюсь, он ослабил хватку. Стал успокаиваться, и это отразилось на его поцелуе тоже. Он медленно, сладко и даже слишком сладко стал целовать, словно минутой ранее не говорил мне все те ужасные слова.

Мы оба тяжело дышали, молча стоя у стены. Он больше не целовал, но продолжал стоять, уткнувшись своим лбом в мой. Я чувствовала его горячее дыхание, он пытался выровнять его, но не мог. А я продолжала цепляться за его разорванную рубашку дрожащими пальцами.

Глава 10.

ОЛЕГ

Какого чёрта я творю?! Вместо того чтобы придушить – целую.

Целую второй раз, и второй раз она просто срывает все мои тормоза. Почему я так реагирую на неё, когда она совсем не в моём вкусе. Мне никогда не нравились блондинки, тем более девушки маленького роста. Она самая непримечательная серая мышка, одевается тоже под стать прозвищу, которое я ей дал. Всегда в серых, мешковатых нарядах в стиле 90-х – начала 2000-х годов. Но не стоит забывать, что так она одевается только на основной работе, у меня. А вот на второй работе я видел, как она, не стесняясь, выставляет свои прелести напоказ.

Я плачу ей приличную зарплату, но девочке всё мало, подрабатывает бабочкой. Но и этого ей, как оказалось, мало. Она решила, что нужно переходить на новый уровень. Коварная стерва. Пока я был занят разводом с Виолетой, она пробралась ко мне ближе и, разузнав все мои планы, решила не терять времени и воспользовалась ситуацией. И сейчас, когда она беременна моим ребёнком, стоит и строит из себя саму невинность. Вот только я ни черта не верю ведьме с гипнотизирующими зелёными глазами. Я вообще больше ни одной женщине никогда не поверю. Они все продажные твари. С ними нельзя иметь никаких дел кроме горизонтальных.

Но всё это мелочь по сравнению с тем, что она теперь беременна от меня. Я не готов к такой новости. Не готов принять, что матерью моего ребёнка оказалась падшая девка.

– Чёрт, чёрт, чёрт! – отрываюсь наконец от неё и бью в стену рядом с её головой. Не смог сдержать свои эмоции. Вика вскрикивает и, прижав ладони к губам, смотрит на меня ошарашенными глазами. Я её напугал, и от этого самому противно.

Вроде бы галстука на мне нет, но я задыхаюсь словно он затягивает шею. И кондиционер выключил, когда увидел, что она мёрзнет.

Ненавижу жару, но терплю из-за неё. Стискиваю зубы и стараюсь дышать ровно, пытаясь угомонить свой пыл.

У меня было время подумать, переварить случившееся, пока она была без сознания, но, кажется, этого времени недостаточно. Его хватило только на то, чтобы позвонить адвокату и попросить подготовить договор, в котором будет значиться, что она родит и отдаст мне ребёнка. Естественно, за десятизначную цифру. Такая, как она, на меньшее не согласится. И это больше всего злит в этой ситуации.

Звонок в дверь как нельзя кстати раздаётся, и я иду встречать Семёна Григорьевича. Надеюсь, он всё сделал, как я просил. Чем быстрее она подпишет этот договор, тем быстрее я смогу выдохнуть. Открываю дверь, не глядя, и делаю самую большую ошибку, потому что вместо адвоката на пороге моего дома стоит мама. Она, кажется, удивлена не меньше меня, ведь она практически никогда не приходила без предупреждения ранее.

– Мама?

– Ой, сынок… Ты чего это в такое время дома?

– Не поверишь, но я решил дома поработать. А вот ты что тут делаешь?

Она нервно заправляет прядь волос, пытается увернуться от прямого вопроса, но я не в духе, и времени у меня сейчас нет, от слова совсем, чтобы играть в догадки. У меня там Лебедева на обработке, я её почти дожал.

– Мам, не знаю, что ты там задумала, но мне правда некогда. Ты с водителем?

– Это что? Это что получается, ты мать родную к себе даже попить водички не пустишь?! – она возмущённо ахает и театрально хватается за сердце. В общем, включила актрису.

Я закатываю глаза и зажимаю переносицу, понимая, что не получится её отправить.

Отхожу в сторону, пропускаю её, и она тут же оживляется. Снова улыбается и сияет. Я делаю попытку увести её в другую часть пентхауса, где нет Лебедевой, но и тут удача обходит меня стороной.

– Ой, Виктория, Вы тоже здесь! – мать удивляется, а после перестаёт улыбаться. Смотрит на неё, а после на меня. И так несколько раз.

– Кажется, я вам помешала… – немного растерянно говорит она, но при этом загадочно улыбается. И только после этого до меня доходит, в чём дело.

Лебедева, растрёпанная, стоит с опухшими и растерзанными губами там же, где я её и оставил. А на мне