— Сир, вы сильно огорчили меня своим недоверием, но я докажу вам, что в самом деле верна вам. Как я могу предать мужчину, ребенка которого я ношу под сердцем⁈

— Как, Мейбелл, ты беременна? — поразился король. Мейбелл утвердительно закивала головой, радуясь тому, что ее сюрприз удался, и весело сказала:

— Да, ваше величество, и вы — виновник моего интересного положения.

Яков минуту молчал, пытаясь освоиться со счастливым ощущением своего будущего отцовства. Ему казалось, он еще никогда не был так счастлив как сейчас; новость, что любимая девушка ждет от него ребенка, словно воскресила его.

— Дорогая, ты сказала единственную хорошую новость в эти смутные дни; она для меня словно луч света в сплошном мраке, — с признательностью сказал он своей фаворитке. — У меня появились новые силы для борьбы, и эту ночь я проведу за составлением речи мятежникам. Пусть они не думают, что я сломлен и сдался на их милость.

Но Мейбелл вовсе не хотела провести ночь в постели без любимого мужчины. Она желала снова и снова слышать от него слова признательности и любви, и ей удалось без труда изменить его намерения подготовить себя к встрече с политическими противниками. Они поужинали и вдвоем отправились в спальню на ночной отдых. Теперь, когда явственно обнаружилась беременность Мейбелл, не могло быть речи о любовных ласках, но девушка хотела утешить Якова иным способом. В разговоре с ним она обнаружила столько сострадания и любви к нему, что король почти забыл о своих разочарованиях и огорчениях. Мейбелл оказалась целительным бальзамом, заживляющим его душевные раны, и Яков почти равнодушно стал думать о мятежниках, которые завтра собрались свергнуть его с трона. Все казалось таким незначительным по сравнению с тем, что рядом с ним находилась эта замечательная девушка.

Видя, как разгладилось обычно нахмуренное лицо Якова, Мейбелл принялась напевать деревенскую песенку, которую она слышала из уст дочерей арендаторов своего отца. Ее чистый мелодичный голос оказывал магическое действие на людей, которые слышали ее пение, и ей хотелось окончательно завлечь Якова во власть своих женских чар.

Весною Дженет пошла к реке

Нарвать камыша у ивы

Тут Робин увлек ее в надежную тень

Ивы, зеленой ивы.

Два любящих сердца связала она,

Ива, зеленая ива.

С тех пор влюбленных манила река,

И тень зеленой ивы.

Но Робин ушел в военный поход

Дженет его провожала.

Не вняли они предостережению вод,

И ивы, зеленой ивы.

Ему не вернуться уже никогда,

И Дженет не может утешить река.

Печаль поселилась у речных вод,

Где ива тихую песню поет.

Сестричка Элен понятливей была

Гуляя близ ивы говорливой.

Разлучаться не должны два любящих сердца, —

О ива, зеленая ива!

Незамысловатая песня окончательно отрешила Якова от всех его земных забот. Чудодейственным образом он проникся переживаниями двух молодых влюбленных людей из фермерского сословия, и его сердце очистилось от злобы, ненависти и жажды мести врагам. Утром он проснулся свежим и исполненным сил, и теперь тягостное испытание лишения его королевской власти не смущало его душевный покой. Мейбелл выразила желание присутствовать рядом с ним в эти тяжелые для него минуты, желая поддержать его. Раньше для самолюбия Якова Второго было бы невыносимо, если дорогая его сердцу женщина стала свидетельницей его публичного унижения, но теперь он был только благодарен любимой за то, что она решила пройти с ним его скорбный путь до конца.

К удивлению Якова Второго и его приближенных решение Парламента вовсе не носило непримиримого характера по отношению к нему. Парламентарии сошлись на том, что Яков Второй может остаться на троне если он, королева Мария Моденская, а также их наследник принц Джеймс Френсис Эдвард примут англиканское вероисповедание, а также он должен объявить амнистию всем участникам восстания против него.

Король застыл, услышав это неожиданное предложение. Растерянность Якова Второго была понятна, многим присутствующим в тронном зале Уайтхолла такое заявление тоже казалось поразительным. Но, после минутного колебания, Яков Второй гордо выпрямился и необычайно резким голосом проговорил:

— Милорды, я говорю вам нет в ответ на ваше возмутительное предложение! Богу я обязан всем, а вам — ничем! Вы теперь не можете даже внешне быть верными подданными своему монарху, как это подобало бы жителям истинной христианской страны. Я — честный человек, и никогда не пойду на сделку со своей совестью в отличие от вас. А вы! Вы погрязли в торгашестве, криводушии и лжи. Законы чести перестали существовать в Англии с тех пор, как вы отреклись от истинной римско-католической веры и стали еретиками. Золотой Телец — вот ваш истинный бог. Да, теперь вы свергаете меня, но не гордитесь этим поступком, поскольку меня низвергают не ваши достоинства, а мои грехи. Но я буду бороться за свой трон, свое королевство и ваши души, это есть главная обязанность, возложенная на меня Богом!

Сказав все, что он хотел, Яков Второй подал руку Мейбелл, и, больше не обращая внимания на возмущенных парламентариев и собравшихся придворных, вышел вместе с нею на Стоун Гэлери — центральную галерею в Уайтхолле. Там собралось еще больше любопытных, чем в тронном зале, но Яков и Мейбелл были слишком заняты друг другом и игнорировали настойчивые взгляды присутствующих господ. Не скрывая своих чувств, они публично поцеловались, и их поцелуй вышел таким чувственным, что лорд Дэнем чуть не проглотил табак, который он жевал, а зеваки удовлетворенно зашептались, получив пищу для сплетен. Скомпрометированная Мейбелл чувствовала радость при мысли о том, что она послужила настоящей поддержкой в этот трудный день для короля Якова и нисколько не печалилась о своей погубленной репутации, ее привязанность к свергнутому королю оказалась поистине большой. Она охотно и дальше продолжала сопровождать его, но Яков, опасаясь за ее безопасность, велел ей вернуться в Сент-Джеймский дворец. Сам он намеревался отправиться к мэру Лондона, планируя обсудить с ним меры по сдерживанию натиска взбудораженной толпы. Офицеры-католики плотной стеной сдвинулись к королю, чтобы недоброжелатели не