— Ну так че… Через месяц, значит, и поедем. А хочешь, в Москву уедем? Ты ведь хотела куда-то поступить учиться, вот и съездим, разузнаем, как там да чего.

— Да, точно, — обрадовалась Катя. — Хотела учиться.

— Ну вот и слава богу. Теперь бы только этот месяц прожить спокойно. А там-то уж, глядишь, все и наладится.

Зина погладила холодную Катину руку и ободряюще улыбнулась.

* * *

Прошло несколько дней. Зинаида ушла на работу в ночную смену, Катя коротала вечер за книжкой. Стук в дверь был таким тихим, что Катя решила, что ей показалось. Но стук повторился. Внутри все сжалось от тоскливого предчувствия. Катя медленно встала и на цыпочках подошла к двери. И снова услышала этот стук, тихий, просящий.

— Кто там? — спросила она негромко и облизнула пересохшие губы.

— Катя… Открой, пожалуйста, — раздался за дверью такой же негромкий ответ.

Мужской голос, который невозможно было не узнать. Катя беззвучно ахнула и закрыла рот руками. Николай!

— Катюша… Кать, открой, пожалуйста. Мне поговорить надо.

— Идите домой. Вас жена ждет и сын, — сдерживая дрожь в голосе, ответила Катя. — Нам не о чем говорить.

За дверью повисла пауза. А потом стук раздался снова, уже громче.

— Кать, я ведь сейчас всех соседей переполошу стуком-то, — услышала она голос из-за двери.

В нем не было нахальства, не было грубости, но была тихая решимость. Катя кожей ощущала эту волну, его намерение во что бы то ни стало попасть внутрь и увидеть ее, Катю. От этого ощущения все тело покрылось мурашками и неприятно заныло под ложечкой. Соседи? Он и вправду привлечет внимание своим стуком и разговорами у ее двери в общем коридоре. Так что же, впустить? Ой, мамочки…

Катя осторожно повернула ключ в замке. Николай тут же скользнул в приоткрывшуюся дверь и закрыл ее за собой, привалившись спиной.

— Кать… что хочешь со мной делай… Не могу я без тебя! Жизни нет! — выпалил он, глядя на нее горящими, жадными, отчаянными глазами. Нет, глазищами, большими, синими, как небо, и такими же бездонными.

Катя почувствовала, что ей нечем дышать. Как-будто весь воздух выгорел от этого взгляда.

— Коля, ты же пьяный… Иди домой. Тебя жена искать будет.

— Не будет. Она с ребенком к подруге на дачу уехала, на выходные. Катюша… Катенька, не гони… Сил моих нет больше, хоть в петлю лезь…

Катя машинально отступила в сторону кухни. Надо отвлечь его чем-нибудь, чаю предложить, например. Да, чай — то, что надо.

— Я сейчас тебе крепкого чаю сделаю, с душицей. Ты с душицей любишь? — спросила она, и самой подумалось, до чего же это глупо звучит. Но ничего умнее ей сейчас в голову не пришло. Заговорить, успокоить и выпроводить миром — вот что нужно сделать. — Ты проходи, садись там. Я сейчас.

Она юркнула в комнату, боясь, что он метнется за ней. Но Николай прошел в кухню, Катя услышала, как он двигает табуретку.

Катерина быстро нашла в коробке с лекарствами, что остались после родителей, ампулу со снотворным. Она не успела ни о чем подумать, рука сама потянулась к коробке и выхватила нужное. Спрятав ампулу в карман платья, Катя зашла в кухню, запустила старенький примус и поставила на огонь закопченный чайник. Привычными движениями она расставила на столе чашки, фарфоровый заварник, тарелку с маленькими баранками, разложила чайные ложки. Засыпала в заварник чай, добавила сушеной душицы.

Николай наблюдал за ее движениями и вдруг перехватил руку. Катя чуть не вскрикнула, дернулась так, словно ее ошпарили кипятком.

— Катюша, ты чего? — Он поспешно отпустил ее руку. — Да не бойся ты, я ж не гад какой или урка. Не обижу, Катенька…

Она ухватилась за горячий чайник, как за спасательный круг. Разливала чай по чашкам нарочно медленно и аккуратно. Глянула в окно позади Николая и ойкнула. Он оглянулся, а Катя выплеснула в его чашку содержимое ампулы. Когда сунула сломанную ампулу обратно в карман, порезала мизинец, но даже не почувствовала. Села напротив, словно отгораживаясь кухонным столом, сжала руку в кармане.

— Николай, ты пей чай-то, остынет… — сказала она и демонстративно взялась за свою чашку.

Он отвернулся от окна, поболтал ложечкой в своей чашке, вздохнул. Сделал пару глотков и поднял на Катерину отчаянный, молящий взгляд.

— Не могу я так больше. Спать не могу. Есть не могу, кусок в горле колом встает. Все мысли только о тебе, Катюша, — заговорил он осипшим голосом.

Волна мурашек снова накрыла Катю.

— Да что ж за наваждение такое? — воскликнула она. — Чего тебе от меня надо? Мало, что ли, девчонок рядом? Любую пальцем помани — сама на шею кинется. Да и женатый ты, сын у вас. Ну как же так-то, а, Николай? Я уж не знаю, какой окольной дорогой из дому ходить, чтобы тебе на глаза лишний раз не попасть.

— Запала ты мне в самое сердце, Катя. Я ведь давно за тобой смотрю, уж больше года как. Пока ты малолеткой была, держался, близко не подходил. Но теперь-то ты уж взрослая, еле дождался, когда тебе восемнадцать-то стукнет. Я ж не сильничать, я любить тебя хочу, звездочка моя, Катенька!

Катерина снова почувствовала, что ей нечем дышать. Горло перехватило, сердце забилось часто-часто.

— А жена-то как же? Ты же женатый!

— Дак что ж, теперь и любить тебя нельзя? Ну женатый, и че?

Он вскочил, шагнул к Кате, рывком поднял с табуретки и прижал к себе, крепко обнимая обеими ручищами. Ее обдало водочным запахом, жаром его тела, сквозь слои ткани она чувствовала, как это обжигает, проникает внутрь нее, плавит, словно воск. Он склонился к ее лицу и нашел губами ее дрожащие губы. У Кати подкосились ноги.

Как он подхватил ее на руки, как понес в комнату, как упал с ней на постель, она не помнила, не чувствовала. Казалось, она перестала ощущать собственное тело, чувствовала только жар, а в мозгу еле слышный, тоненький голосок причитал: «Коленька… Коленька…».