вещества, после чего и совершил открытие, изменившее его жизнь и подробно им описанное. В частности, он отметил «непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов». Через три дня он вновь попробовал ЛСД, после чего делал это неоднократно, продолжая принимать вещество в небольших дозах на протяжении большей части жизни и пропагандируя «священную» пользу этого препарата как один из путей «мистического восприятия глубинной, абсолютной реальности». Позже он упростил это описание, назвав ЛСД «лекарством для души»[55].
В интервью, данном Станиславу Грофу, он отстаивал это мнение, несмотря на то что ЛСД уже приобрел славу опасного клубного наркотика:
Гроф: Для вас есть различие между так называемой естественной психоделикой, такой как псилоцибин, мескалин, гармалин или ибогаин, которая произведена различными растениями (и это тем более касается самих растений-психоделиков), и синтетической психоделикой, полученной искусственно. ЛСД, вещество, полученное искусственным путем, обычно относят ко второй категории. Я понимаю, что вы воспринимаете его совершенно особенным образом.
Хофман: Да. Когда я обнаружил амиды лизергиновой кислоты в ololiuqui [семена вьюнков коатль шошоуки], я понял, что ЛСД – лишь маленькая химическая модификация старого и священного вещества Мексики. Следовательно, ЛСД как по химической структуре, так и по принципу действия относится к той же группе, что и магические растения Центральной Америки. ЛСД как таковая в природе не встречается, но, в сущности, является лишь небольшой химической вариацией естественного вещества. Значит, к этой группе ее логично отнести как по химическому составу, так и по принципу действия, и по духовному потенциалу. Соответственно, употребление ЛСД в «лекарственном» контексте может считаться профанацией священного снадобья. И именно по причине такой профанации ЛСД в данном контексте не принесло никакой пользы. Во многих случаях эффект этого вещества на самом деле оказывался ужасным и разрушительным, а не благотворным, по причине злоупотребления, потому что это была профанация. ЛСД должно подлежать тем же табу и пользоваться таким же почитанием, какие соблюдаются индейцами по отношению к подобным веществам. Если бы удалось перенести такие практики на обращение с ЛСД, то она никогда не имела бы такой дурной славы[56].
Здесь Хофман делает ряд критически важных замечаний. Во-первых, он говорит, что ЛСД относится к тому же классу, что и так называемые «священные наркотики», употребляемые туземцами. Употребление этих веществ, как и практически любых других психоактивных веществ, началось в человеческих сообществах в социальных, духовных и медицинских целях. Туземцы во всем мире пользовались «локальной фармакопеей» своего региона, исследуя смысл собственного существования. Это делалось в ритуализованной обстановке, под руководством шаманов или наставников. Сложно узнать в точности, как и когда начались такие трипы, однако это определенно было еще задолго до появления письменных исторических источников. Существует ряд очень древних художественных изображений этого процесса. Наскальная живопись, обнаруженная на северо-востоке Сахары, позволяет предположить, что местные жители употребляли психоделические грибы не позднее 7000 лет до н. э. В Испании также есть подобные рисунки, хотя и несколько более поздние. Мескалин используется в некоторых районах Мексики на протяжении не менее 5700 лет, а также в западной Южной Америке. Его получают из кактусов нескольких видов, в том числе из пейота, Сан-Педро и кактуса «перуанский огонь». Аяуаска, содержащая диметилтриптамин, давно употребляется в Перу и других частях Южной Америки.
Далее Хофман жалуется на безответственное использование ЛСД в наркоманской культуре (признаюсь, я – пример такой безответственности). Не только он делает такое замечание. Теодор Роззак, автор термина «контркультура», тот самый, кто выступил летописцем движения хиппи, в 1969 году отмечал:
Допускаю, что опыт применения наркотиков может дать существенные плоды, если его опробует человек зрелого, просвещенного ума, но эту практику неожиданно подхватило поколение трогательно акультурных юнцов, которые ничем не обогатили этот опыт, кроме как праздным желанием. В подростковом бунте они отбросили коррумпированную культуру своих предков, выплеснув с грязной водой и все западное наследие – в лучшем случае в пользу экзотических традиций, которые понимают лишь маргинально, в худшем – ради интроспективного хаоса, в котором их несформировавшаяся жизнь на семнадцатом-восемнадцатом году мечется, как атом в пустоте.
Жестко, но, пожалуй, верно. Как и многие другие вещи, этот наркотик может быть «не оценен молодыми». Однако наиболее фундаментальное замечание Хофмана заключается в том, что использование психоделиков может пойти на пользу человечеству. Он говорил об этом многократно и разными способами на протяжении всей своей блестящей карьеры, как ученый и как автор, в том числе выступая с речью по поводу собственного столетия, когда заявил: «Это вещество дало мне внутреннюю радость, непредубежденность, благодарность и способность четко рассмотреть мою внутреннюю восприимчивость к чудесам творения… Думаю, в ходе человеческой эволюции никогда не было настолько необходимо располагать таким веществом, как ЛСД. Это просто инструмент, помогающий нам стать такими, какими мы должны быть»[57].
Ниже я поясню, почему я склонна полностью с этим согласиться.
Отличия
Диэтиламид лизергиновой кислоты (ЛСД) отличается от его натуральных аналогов – псилоцибина, N,N-диметилтриптамина, мескалина – в основном силой воздействия. ЛСД – одно из наиболее мощных психоактивных соединений, известных нам, начинающее действовать уже в двести раз в меньшей концентрации, чем следующий по силе (при этом все естественные аналоги по силе отличаются мало). Достаточно всего 50–100 микрограммов ЛСД (0,00005 грамма = = 50 микрограммов), обычно принимаемых через бумажную марку, на котором наркотик разбавляется каплей жидкости – и начинается трип продолжительностью от шести до двенадцати часов. Мескалин действует примерно столько же, тогда как срок действия псилоцибина приблизительно вдвое короче. Все эти наркотики обычно принимаются перорально, и к ним стремительно развивается глубокое привыкание. За исключением того, что эти вещества не вызывают выплеска дофамина в прилежащее ядро, привыкание к ним наступает настолько стремительно, что регулярно употреблять их бессмысленно.
Срок действия диметилтриптамина гораздо короче. Те, кто принимает его «для развлечения», обычно курят этот наркотик; действовать он начинает очень быстро. Поэтому он снискал репутацию вещества для «бизнес-трипов», поскольку эффект от него сохраняется на протяжении пяти-пятнадцати минут, что не дольше обычного офисного перекура. Однако эффект диметилтриптамина может продлиться пару часов, если принимать его вместе с другим соединением, блокирующим фермент моноаминоксидазу (MAO); это необходимо для предотвращения естественного расщепления диметилтриптамина в пищеварительной системе. Одним из источников такого ингибитора MAO является напиток из «лозы духов» Banisteriopsis caapi, содержащий аяуаску. Священное питье, которое варят из этой лозы и листьев DMT-содержащего растения (обычно речь идет о психотрии зеленой Psychotria viridis, но в такой роли