безволосым, влажным. Оно пульсировало в его руке, жаркое и живое.
- Факел!
Теперь до него донесся запах. Тяжелый, густой. Запах смерти. Но не одного тела. Массовая смерть. Сотни, тысячи гниющих, кишащих личинками тел. Дыхание могилы.
Двое солдат спустились, держа факелы. Пламя осветило проход, и по стенам метнулись шевелящиеся тени. Их лица были искажены ужасом.
Что бы ни находилось здесь, оно наводило на них ужас, но он знал, что сам наводит на них еще больший ужас.
Йемура услышал дыхание. Сухой, прерывистый хрип, будто ветер, застрявший в трухлявой древесине. Звуки царапали слух, скреблись в сознании, и что-то в них заставляло кожу покрываться мурашками. Он не мог позволить себе страх - не перед своими людьми, не перед темнотой, что тянулась перед ним. Он был ханом, властелином этих земель, человеком, который не знал страха.
Но рука, сжимавшая скимитар, дрожала.
Проход вывел его в камеру, высеченную в скале. Там, в сумеречном свете факелов, проступил грубый алтарь, а на нем - нечто, от чего даже он застыл в оцепенении. К алтарю была прикована девочка - на вид не старше двенадцати. Ее кожа была белесой, словно слизь, тонкой, как пергамент, натянутой на выпирающие кости. Черные мухи роились в ее спутанных волосах, с липким треском вылетали из разверзнутого зева. Ее глаза, слепые и стеклянные, напоминали икру, слизистые пузырьки бездонной пустоты.
Но худшее ждало внизу.
У ее ног лежали мертвые дети. Их почерневшие тела, распухшие и высохшие, будто тлеющие угли, громоздились друг на друга. Среди них были крошечные, не более горсти костей, и те, что все еще сохраняли формы, изъеденные временем и тлением. Запах смерти, въедливый, липкий, словно сама тьма, забивал ноздри.
Йемура, закаленный в сотнях побоищ, привыкший к предсмертным крикам и агонии, внезапно ощутил, как леденящий ужас поднимается по его позвоночнику, пробираясь в самые глубины разума.
- Освободите ее, - приказал он.
Солдаты молчали. В их глазах светился ужас. Никто не шевельнулся.
- Немедленно! Или я прикажу снять с вас головы!
Два воина, дрожа, подошли к алтарю. Кости захрустели у них под сапогами. Они попытались разрубить цепи, но железо оказалось крепким, и тогда они сорвали их со стены.
Девочка, что должна была быть мертвой, поднялась. Ее голова склонилась к Йемуре, и губы, шелушащиеся, потрескавшиеся, разошлись в мертвой улыбке.
- Теперь, - произнесла она шепотом, что эхом прокатился по стенам, - я отдаю тебе все, что имею.
И начался кошмар.
Мертвые младенцы у ее ног задвигались. Из черных провалов глаз они смотрели на него - слепые, но видящие. Их губы разомкнулись, и они начали лепетать. Из их гниющих тел, из грудных клеток и разорванных животиков, словно змеи из гнезда, выскользнули розовые, безглазые твари - уродливые крысы, слизистые и скрученные, как недоношенные дети. Они заползли на девочку, облепили ее плотным, шевелящимся роем.
Солдаты, стоявшие рядом, вдруг захрипели. Их лица исказились, руки взметнулись к горлу. Они начали биться в судорогах, и из их ртов хлынули густые черные потоки. Глаза вспухли, покраснели, будто налитые кровью. Кожа на щеках стала гнилью, осыпаясь хлопьями, обнажая чернеющие мышцы.
Йемура вскрикнул и отшвырнул факел. Он развернулся, спотыкаясь, карабкаясь вверх по проходу, слепо рвясь наружу.
Из-за него, с алтаря, донесся тонкий, звенящий смех.
Его ждали Шрамоликий и солдаты. Но слова застряли у него в горле. Все, что он мог, - дышать, хватая воздух.
- Чума! - прохрипел Йемура. - Боже правый, это чума!
Но зараза уже распространялась. Люди один за другим валились на землю, их тела корчились в предсмертных конвульсиях, лица чернели, словно прокаленные огнем, пораженные гниющими абсцессами, что вспухали, лопались, обнажая кишащие белые черви. Из их ртов вырывалась густая черная рвота. Десятки солдат, пораженные этим кошмарным мором, пали в жуткой цепной реакции. А те, кого болезнь еще не тронула, сошли с ума. С дикими криками они обнажили мечи и начали рубить зараженных, с бешенством вспарывая животы, рассекали плоть, дробили кости. Безумие охватило их, и вскоре они обратились друг на друга, превращая деревню в кровавое месиво, в хаос, где куски тел смешались с багряной грязью, а воздух наполнился вонью свежей смерти.
Это происходило повсюду.
Даже Шрамолицый пал, зараженный и выхаркивающий рагу из извивающихся червей, которые вытекали из его рта в виде липкой массы. Они текли из его рта, сплетаясь в липкую массу, словно гниющие внутренности.
Йемура побежал прочь, задыхаясь от ужаса, пока не наткнулся на старуху. Она не двигалась, лишь стояла, скрючившись в тени, и ухмылялась. Ее единственный глаз, мутный, окруженный сетью морщин, полыхал злобным торжеством.
- Ты нашел ее, великий глупец! Или, может быть, это она нашла тебя? - прохрипела ведьма, из ее рта потекли вязкие слюни. Она подняла скрюченный палец и указала на него. - Теперь ты нашел наше сокровище! Освободил Чумную Деву! Демона моровой язвы! О, слепой завоеватель! Разве ты не знал, что все деревни на многие мили вокруг вымерли от заразы? Только Хорта выстоялa! Потому что у нас была Она!
Ее голос звенел злорадством.
- Она впитывала чуму, как губка воду! Притягивала ее, как магнит железные опилки! Пока она была скована, болезнь не касалась нас! А теперь... Теперь ты все разрушил, идиот!
Йемура оцепенел, не веря собственным ушам.
- Заткнись, карга! За это я сдеру с тебя шкуру! Я...
Но старуха лишь расхохоталась - глухо, сухо, зловеще.
- О, великий завоеватель! Полководец! Господин! Поработитель! Теперь ты ничтожен перед той, кто дышит смертью! Холод могилы! Смрад крематория! Повелительница язв! Преклонись перед ней, пес! Ползай в собственном дерьме!
Она тряслась от хохота, наблюдая, как Йемура сжимает кулаки, но не может сдвинуться с места, охваченный неведомым страхом.
- Она - наш дар, принесенный из подземелий Святой земли! Мы приносили ей жертвы - наших первенцев, как в старые времена! Мы клали их к ее ногам, чтобы защититься от кары!
Ее безумные глаза вспыхнули.
- А ты все разрушил, пес! Теперь пожинай то, что посеял!
Йемура стиснул зубы. Безумная старуха, ведьма, проклятая колдунья... Неужели он должен поверить в этот бред? В то, что Дева питалась их чумой, вытягивая ее, чтобы деревня оставалась чиста? Что они поклонялись чудовищу, приносили ему младенцев в жертву?
Вокруг пылала резня. Люди кричали в агонии, мечи вспарывали животы, кровь хлестала на землю. Йемура был бессилен спасти свою армию.
Но он не был бессилен против ведьмы.
С губ старухи все еще срывался смех, когда Йемура