3

Петька поправил полено под головой деда Семена. Уже темнело. Он высыпал отруби в пруд на свое любимое место возле коряги и пошел домой – выпить самогона и посмотреть по телевизору кино.

Шел по дороге и курил.

Зазвенел велосипедный звонок. Углов обернулся. Сзади крутил педали Колчан.

– Привет, Петька, – поздоровался он. – А где Чапаев? – Это была его постоянная шутка.

– В пруду теперь живет, – ответил Петька. – Теперь он человек-анхимия, морской дьявол. Я его прикармливать ходил отрубями.

– Клюет? – Колчанов поравнялся с Петькой, слез с седла и пошел рядом. Вытащил из кармана папиросу.

– А ты откуда, на ночь глядя?

– Да вот, еду… – Он помолчал. – Надо картошки накопать… Дай спички.

– Пососи у птички. – Петька протянул коробок.

Вышли к полю.

Андрей Яковлевич огляделся.

– Подержи лисапед, я быстро…

Колчанов вытащил из сумки саперную лопатку, поплевал на руки и копнул.

Откуда ни возьмись налетел ветер. Закаркали вороны. Пахнуло какой-то дрянью.

– Чего это? – Андрей Яковлевич придержал кепку, которую чуть не сорвало с головы.

Ему показалось, что у чучела сверкнули глаза-пуговицы, а нарисованный рот ухмыльнулся.

Петьке тоже стало не по себе, но привычка шутить победила.

– Японский цунами. – Он нажал на велосипедный звонок.

Колчанов вздрогнул.

– Не лезет, сука! – Он потянул за ботву. – Земля, что ли, ссохлась?

– Старый ты стал… Пора тебе на погост в мавзолей…

– Я еще всех вас переживу и на ваших похоронах набухаюсь! – Колчанов дернул.

Порыв ветра. Чучело взмахнуло рукавами. Стая ворон поднялась в небо и закрыла полную луну.

Колчанов перекрестился. Он допускал, что Бог, в принципе, есть и может помочь в затруднительном положении.

У Петьки изо рта ветром вырвало окурок.

– Что за херня, Петька? – Колчанов посмотрел в небо. – Как будто война началась.

– Современная война такая, что кнопку нажал – и копец… Хорош кота тянуть: выкапывай – и пошли… Я еще по телевизору хочу кино посмотреть про фашистов… – Он вытащил сигарету, чиркнул спичкой, но опять налетел ветер. – Черт!

– К ночи не поминай, накличешь. – Колчанов огляделся, ему опять почудилось, что чучело усмехается нарисованным ртом. – Ладно. – Он схватился за куст и, дернув что есть мочи, вырвал его.

Картошка, висевшая на ботве, была гигантского размера, каждая величиной с небольшой арбуз.

– Ни хера себе! – хохотнул Колчанов. – Вот так бульба! – Он стряхнул ее о землю и руками полез в лунку посмотреть, не осталось ли там еще.

Вдруг лицо Колчанова вытянулось, а брови поползли вверх.

– Петька, – выдавил он сипло, – меня что-то схватило и вниз тянет! Помоги!

Его дернуло, он напрягся, сопротивляясь неведомой силе.

Петька растерялся. Он держал велосипед и почему-то боялся его отпустить.

– Петька! Помоги, Петька-а-а! – Колчанов опять дернулся и ушел в землю по плечи. – По-мо-ги-те! У-би-ва-ют!

Углов словно прирос к велосипеду. Голова Колчанова отогнулась назад, как у человека, которого засасывает в болото и он из последних сил старается оставить нос и рот на поверхности. Колчанов растопырил ноги, чтобы зацепиться ими, но ноги продолжали скользить к лунке.

– Ой! Бляха-муха! Руки отпусти, сука! Сука-бл… – Крик оборвался на полуслове. Голова Колчанова ушла в землю. На поверхности остались только рваные офицерские брюки да голенища яловых сапог – наследство погибшего сына. Еще рывок – и на поверхности только подошвы. Еще рывок – и земля с краев посыпалась в лунку…

Вдалеке над лесом заухал филин.

Петька вздрогнул. Будто он проснулся среди ночи в глубоком похмелье. Мотнул головой, стряхивая оцепенение. А может, и не было ничего? Может, показалось? Он же современный человек и в курсе – такого в жизни не бывает. Такими историями пугают друг друга дети перед сном. Такой страшилкой хорошо припугнуть бабу-дуру, потому что, как показывает практика, они с перепугу лучше пялятся.

Петьке изо всех сил хотелось так думать, чтобы не свихнуться. Но откуда тогда у него руль? Откуда сумка на кустах? Откуда саперная лопатка валяется?

Углова затрясло, зубы застучали. Велосипед упал на землю.

– Бзынь-нь-нь! – звякнул звонок.

– Ух-ху-ху! – снова заухал филин.

Петька поднял к темному небу белое лицо. Зловещая луна смотрела на него. Петька заорал бессмысленным звуком и кинулся прочь. Он налетел на чучело и сшиб его. На голове Углова осталась дырявая шляпа пугала. Он бежал и бежал, не разбирая дороги, хрипя, как лошадь. Ему казалось, что за ним катятся гигантские картофелины, а ботва тянется, чтобы схватить за ноги и утянуть вслед за Колчаном под землю.

Не помня как, Петька влетел в дом, задвинул засов, накинул крючок и подпер дверь поленом. Кинулся к печке, вытащил четверть и прямо из горлышка выхлестал грамм триста-четыреста. Начал успокаиваться. Поставил бутылку на стол, сел напротив и смотрел на нее не отрываясь. Потом налил стакан, выпил, поставил и уставился теперь на стакан. Вздохнул. Почесал лоб, снял с головы дырявую шляпу, осмотрел. Откуда она? Положил шляпу на стол и долго на нее смотрел. Налил еще, выпил и швырнул стакан об печку. Стакан разлетелся. Несколько осколков отлетело Петьке на грудь. Он стряхнул стекло, допил остатки самогона из бутылки, послал ее следом за стаканом, застонал и уронил голову на стол.

Глава третья

Старые знакомые возвращаются из ада

1

Дед Семен проснулся от холода. Открыл глаза, увидел кровавый лунный диск. Сел, боль пронзила затылок.

– Штопаный носок! – Абатуров поднял полешко. Клок волос остался на нем, прилипнув к смоле. – Я бы тому чудозвону, – сказал дед вслух, – который мне это полено подложил, вставил бы его в сральник! – Он швырнул деревяшку в кусты.

С трудом поднялся. Кости ломило.

Подошел к берегу, нагнулся, плеснул в лицо воды. По воде пошли круги, и деду показалось, что между его вибрирующим отражением и вибрирующим отражением луны втиснулась еще какая-то вибрирующая рожа. Дед охнул и обернулся. Но ничего такого не заметил.

– Руки-ноги не ходють и глаза не видють!

2

Тьма…

Он взял у тьмы все, что было ему нужно.

Он чувствовал голод.

Это мешало.

Но было приятно.

Еще что-то.

Он перебирал ощущения: «Голод… Страх… Запах… Сила… Радость… Боль… Гнев… Вожделение… Страдание… Ревность… Зависть… Холод… Тепло… Усталость… Время… Время приходит… Пора… Дурман… Хорошо!.. Ноги!.. Хорошо!.. Ноги стоят!.. Хорошо!.. Я… Я… Я думаю… Мозг в голове… Уши, я слышу… Нос, я чувствую запахи… Глаза, чтобы различать красоту и уродство!.. Глаза!»

Он открыл глаза и сказал:

– Рот. Он говорит, что у меня есть сердце, есть почки, есть печень, есть легкие, есть туловище, есть руки, ноги. И служит для приема пищи, она нужна, чтобы утолить голод. – Он слушал свой голос, и голос ему нравился. Он огляделся.

Голый на холодной земле посреди поля. Ночь. Звезды. Полная луна.

Он сделал шаг. Еще шаг. Еще. Пошел. Из куста выскочил заяц. Он прыгнул, схватил зайца, разорвал и вонзил зубы в теплую плоть. Кровь текла по подбородку. Он смеялся. Он съел зайца целиком, вместе со шкурой и костями. Стер с подбородка кровь и направился к замку.

Он уже почти добрался, когда завыла сирена и загремел голос:

– Ахтунг! Ахтунг!..

3

Дед Семен шел и думал, что жизнь, которая оказалась такой короткой и нелегкой, подходила к концу, он устал, а помирать все-таки не хотелось.

Родился дед Семен здесь же, подрос, начал работать в колхозе, потом война, вернулся с нее и думал, что вот теперь-то начнется жизнь. А она так и не началась. До пенсии дотянул, а жизни не почувствовал. Ну женился после войны на Нюрке. Нормальная, в общем, баба, не хуже других. Только родить не смогла. А так все как у людей. И обижаться вроде бы не на что. Однако почему-то было обидно, что жизнь