— Тогда идите немедленно домой! Здесь вам не место.

Я прохожусь взглядом мимо городского забора, под которым забылась неизвестно сколько времени назад. В сумерках ясно различимы люди, много людей. Одни, в той же форме, что и мои опекуны, освещают фонариками лежащих на земле. Те, другие, совершенно голые, одетые лишь в слои спрессованной грязи, неохотно поднимаются и идут вслед за первыми. Но некоторые не могут самостоятельно подняться. Их особенно тщательно обшаривают фонарями. Боже, у них нет ног! «Машины», — мелькает у меня в голове.

— Они продали свои дома, — поясняют те, что высвечивают меня. — И теперь приходят сюда ночевать. Каждый раз новые. Это их единственное укрытие — стены, так сказать.

— Что же вы с ними делаете?

— Отлавливаем и отправляем.

— Куда?

— Обратно, разумеется. Ну все, хватит. Подымайтесь и уходите. И больше не попадайтесь нам на глаза.

Я встала. Они отошли. Я принялась тормошить других ночлежников. Мне еще повезло, что спросили про дом. Могли сразу увезти, хотя я была единственная одетая из всех. Но никто бы не спохватился.

— Весна же! Ведь весна! — подал голос кто-то из-под забора. — Оставьте хоть до зимы! Ну или до осени, так и быть. Мы никому не мешаем.

— Оставьте! — заголосили с другого конца. — Не отнимайте у нас лета! Мы его долго ждали.

— Я не продавал свой дом, — снова включился первый. — Ей-богу, не продавал. У меня его и не было никогда.

Несмотря на жалобы этих людей, они вызывали во мне стойкое отвращение. Были похожи на похлебку, застывшую на моих волосах, или комки грязи, успевшие прилипнуть к новому платью. Мне захотелось покинуть этот город беспризорных и голых, покинуть навсегда.

Шла с закрытыми глазами, кутаясь в изношенную тряпку, как и вчера, только теперь одетая и сильно уставшая. Как быстро меняется здесь состояние! Спотыкалась на каждом шагу. У развилки сказала себе: «Больше не могу. Если сейчас не лягу — умру». Нашла недалеко от обочины неглубокую ложбинку, прикрытую с дороги реденькими кустиками, и пристроилась в ней. Свернулась калачиком — не привыкать, и тут же прерванный сон вновь захватил меня и не отпускал до самого утра.

Домов мне больше не предлагали, однако проснулась я в чрезвычайно бодром расположении духа. Хотя руки и ноги по-прежнему тяжелы, словно налиты свинцом, и откровенно побаливают. Но думаю, что ноют они от обиды, что не досталось на их долю платья. Ну ничего, скоро и им куплю немного одежды. А прежде нужно сделать какой-нибудь подарок и дому. Подвязываю волосы косынкой, выбираюсь на дорогу и иду, но не к себе, а совсем в другую сторону. К лесу. Дом ждет обновок.

Солнце светит почти по-летнему. Тепло. Можно сказать, жарко. Но раздеваться не хочется.

Навстречу попадаются люди, кто в одежде, кто без. Я хвастаюсь перед ними своим платьем. Мысленно, конечно. Я еще не настолько уверена в себе, чтобы разговаривать с незнакомцами. Но по глазам вижу, что они ценят мой вкус к жизни. Ведь одежда сродни дому — то же тепло, удобство и уют, те же гармоничные сочетания цвета, фактуры и формы. Это когда у человека ничего нет, его вкусы трудно оценивать. Если бы я сейчас была голой, все прохожие отворачивались или демонстративно смотрели бы сквозь меня, будто меня не существует. Нагота ничего не выражает, потому до нее никому нет дела. Человеку, каким бы нищим он ни был, просто необходима оболочка. Скорлупа или кокон. А платье — своего рода переносной дом. Я вижу, как другие прикрываются домами — сидят внутри и искоса поглядывают в окошко, когда я прохожу мимо. И я даже не представляю, как еще вчера ходила без платья.

Деревья, и те почти оделись. Каждой весной они наряжаются одинаково, но всякий раз в новое. Это их стиль. Интересно, есть ли у деревьев коэффициент или индекс? Сейчас он наверняка уже высокий. Летом будет еще выше. Это тот самый лес, что я проходила в первый день, теперь он кажется таким далеким. Что они там говорили, мои соглядатаи — здесь у них тоже приемный пункт? Принимают ветки. Что ж, зайдем, отметимся.

— Есть кто дома? — я стучусь в неповоротливую, по всей видимости, дубовую дверь.

— В каком смысле дома? — мне открывают люди, ужасно похожие на тех, что обитают возле меня. Они не дают мне ответить и спрашивают еще: — Вам нужен дом?

— У меня есть, — отзываюсь я. — Нет только стен.

— Ну, без стен какой же дом, — резонно замечают они. — Значит, за ветками пришли. Тогда не теряйте времени, скоро стемнеет, и трудно будет отбирать сухие от зеленых. А это мы строго отслеживаем.

— Как, и вы тоже? — вырывается у меня.

— Здесь следят за каждым вашим шагом. Впрочем, вы скоро привыкнете и не будете тратить время на глупые расспросы. Берите сухие ветки такой длины, какой вам необходимо. Советуем начать с забора.

— Мне уже советовали! — огрызаюсь я.

— Тем более!

Я вхожу в лес. Они следят за каждым моим шагом! Да кто им дал право? Следопыты кустарные. Ну и ладно. Если им так приспичило подглядывать за всеми, кто сооружает себе дом…

— Беру одну маленькую веточку! Она абсолютно сухая!

Я поднимаю руку вверх и кричу в воздушное пространство между деревьями. Если они подглядывают, то наверняка и подслушивают тоже.

— Вот еще одна!

Скоро мне надоело демонстрировать свою добычу. Тем более что сухостой попадается не часто. Все выбрано до меня. Это видно на несколько метров вперед. Вот вроде бы сухая ветвь. Я протягиваю руку, но вдруг, откуда ни возьмись, на мою находку нацеливается еще несколько алчущих рук. Но я первая. С хрустом выдергиваю из земли. Чуть не сломала. Теперь она по-настоящему моя.

Я спешу. Хочу добраться до темноты, чтобы начать строить. Всего насобирала восемь прутьев подходящей длины. Для обозначения стен этого будет достаточно. Я покидаю лес, а эти лесовики из сторожки даже не удостаивают меня прощальным взглядом.

Дошла до реки. По поводу удачного похода первый раз решила помыться. Я оставляю поклажу на берегу, снимаю платье и косынку и вхожу в воду. Еще как бодрит! Нервно окунаюсь, споласкиваю волосы, оттирая с них следы вчерашнего обеда. Интенсивно машу руками и подпрыгиваю, но все равно долго не выдерживаю и выскакиваю на берег. Где мои вещи?.. Дрожу от холода и ужаса их потери. Бегаю вокруг кустов, а пришедшие на помывку люди недоверчиво смотрят на мои упражнения. Следите, следите — здесь все следят. А вещи пропадают… Нет, вот мои. Не пропали.