– Мои юристы должны были все проверить до того, как подписать договор с обвинителем, – начала она.

– То есть ты думаешь, я виновен?

– Нет! Я просто рассуждаю. Я тебе верю. Значит, они проверили не все.

– Какая разница, вам все равно заплатят за ведение иска.

– Я так не работаю! – Регина чувствовала, что и сама начинает злиться.

Пожалуй, как-то так мог бы почувствовать себя человек, оказавшийся без одежды на публике.

– Я все исправлю, – продолжила она. – Кто тебя представляет?

– Никто, – покачал головой Матвей. – Мне не нужен юрист, я не виновен.

– Хорошо, я найду тебе защитника сама, обещаю. Все будет хорошо.

– Но если защита выиграет дело, его проиграешь ты. А ты ненавидишь проигрывать, – заметил Матвей.

– Я научусь. Можешь меня оставить, пожалуйста? Мне надо во всем разобраться.

Он исчез в дверях, даже не попытавшись ее обнять или хотя бы приблизиться. И пусть она сама довела до этого, легкая досада коснулась сердца Регины. То ли он и правда так быстро смирился с ее уходом, то ли это разбирательство охладило его чувства, но больше ничто в его поведении не намекало на любовную связь между ними.

Когда Матвей ушел, у Регины заняло не более получаса, чтобы понять, как действовать дальше.

– Мирона вызови ко мне, – попросила она секретаршу.

Услышав поручение, та отскочила от Регины, словно теннисный мяч от стола. Регина же призвала на помощь все известные ей дыхательные техники, чтобы вернуть спокойствие. Но стоило ей подумать о днях и неделях, во время которых она отпустила контроль, как все усилия сходили на нет. Матвей ведь был ответчиком только по одному делу, а проектов в фирме немало. Что же еще она могла проглядеть, пока занималась семьей?

Регине снова пришла в голову мысль о том, что сочетать карьеру и личное счастье – задача для нее невыполнимая. С чего она вообще решила, что это ей под силу? Она ведь пробовала так в молодости, еще до того как вышла замуж. Но не получилось, и в какой-то момент Регина бросила все попытки прийти к гармонии. Так бывает, сказала себе она тогда. У одних людей в приоритете работа, а у других – личная жизнь. Это нормально, нам всем приходится делать выбор. Регина давно сделала свой и подчинила ему весь распорядок не только своей жизни, но и жизни мужа. Почему же она вдруг решила, что способна все изменить? Какая глупость! Наверное, это и есть кризис среднего возраста, о котором предупреждают психологи. Впрочем, у Регины никогда не было времени пойти к специалисту.

Нет, конечно, Регина по-прежнему ходила на работу, проводила совещания, встречалась с клиентами. Основная перемена заключалась в том, что она заставила себя доверять другим. Регина вдруг решила допустить, что люди вокруг – настоящие профессионалы, которые относятся к своему делу так же преданно и трепетно, как она. Регина больше не перепроверяла каждую запятую в отчетах, не устраивала допросы сотрудникам (на которых те чувствовали себя школьниками, сдающими экзамен), не звонила коллегам из других фирм, чтобы прощупать почву, перед тем как взять клиента, которого они вели. Она просто делала свою работу, рассчитывая, что другие на сто процентов выполняют свою. В этом и состояла главная ошибка. И как в математической задаче, изначально неверная гипотеза неизбежно привела к ложным решениям.

Мирон, новый директор, вошел в кабинет, озарив Регину непобедимой улыбкой. Но у нее больше не было ни малейшего желания транслировать дружелюбие. Она почувствовала, что, решив начать относиться к подчиненным как к равным, выпустила на волю огромную темную силу. Мирон считал ее настроение с первой секунды, и улыбка сошла на нет.

– Да кем ты себя возомнил? – спросила Регина.

Ответа на этот вопрос она не ждала. Он был как выстрел в воздух. Сама Регина смотрела на подчиненного новыми глазами, словно видела его впервые в жизни.

– Что? – спросил он, опустившись на стул перед ней.

– Как ты посмел взять дело Захара Суворова и не проверить факты?

Мирон молчал, мудро позволяя начальнице выпустить гнев.

– Я знаю, что дело сфабрикованное. В чем там дело? Откат?

– Регина…

– Лучше не надо. Клянусь, если ты мне солжешь еще раз, я сделаю так, что тебя не возьмут даже уборщиком ни в одну фирму.

Храбрость не входила в список достоинств Мирона. Он умел договариваться, но не держать удар. Прямолинейность Регины обезоружила его сильнее, чем он ожидал. И поэтому, выбрав отступление в качестве лучшей тактики, Мирон решил сознаться.

– Все так, да. Но… Слушай, мало кто устоял бы.

– Я бы устояла.

– Ты управляющий партнер. У тебя нет проблем с деньгами.

– Зато у тебя теперь они есть. Ты уволен.

– И все? А как же клиенты, которых я привел?

– Думаешь, они останутся в фирме после этого позора?

Мирон сделал попытку охладить разговор.

– Сомневаюсь, что все так серьезно. Это всего лишь одно дело. Оно забудется… И потом, не делай вид, что это впервые.

От его лукавого взгляда Регине стало противно: она прекрасно поняла его намек. Она, как и многие другие юристы, была куда менее избирательна в первые годы нового законодательства. Но теперь высокое положение обязывало: она давно не позволяла себе брать сомнительные проекты и становиться инструментом в чужих руках.

– Я вообще не знал, что это больше не в твоих правилах, – продолжал он, но Регина жестом заставила его замолчать.

– Теперь знаешь, – тихо сказала она, плохо сдерживая гнев.

– Подумай еще. Со мной тебе было бы проще из этого выпутаться.

Она ничего не ответила, давая понять, что разговор окончен, и Мирон выждал примерно минуту, прежде чем выйти из кабинета, нарочито громко хлопнув дверью. Очевидно, он исчерпал все аргументы. И хотя Регина чувствовала, что стоит на пороге больших проблем, ей стало легче дышать. Как всегда, работа приводила ее в чувство вернее любых дыхательных техник.

Глава 27

В дороге, пока дочь дремала в детском кресле, Богдан мысленно репетировал особый момент. Момент, когда он передаст Катю в руки матери и ненавязчиво напросится в гости.

Ему нужно было предъявить Еве хоть что-то, бездействовать дальше нельзя. И все же он чувствовал себя доносчиком или шпионом. Какой тон выбрать? Дружелюбный? Или, может быть, резкий и решительный? Или попробовать ее соблазнить?

Досадно, что меньше чем год назад он мог войти в ту квартиру свободно, как муж, отец и полноправный хозяин. А теперь, чтобы обойтись без скандала и истерики, он должен тщательно подбирать слова. Хорошо, что Катя уснула и у него есть время