– Возвращения домой, – быстро нашлась она.

– Тебя там ждут?

– Конечно! – для убедительности Амари вскинула подбородок, как сделал бы человек, уверенный в своих словах.

– Это хорошо, – Рю поднялся и снял с плеча полотенце. Вытирая руки, он не сводил с Амари пристального взгляда, в котором не угадывалось ни благосклонности, ни осуждения. – Мне все равно, кто ты и откуда, я останусь доволен тем, что у Лироя появился друг, и мне хотелось бы доверять выбору брата. Если захочешь остаться в клане, я приму тебя.

Неожиданное, возможно, даже заманчивое предложение поразило Амари. Но не ей выбирать свою судьбу.

Воля Амари – воля ее покровителей.

Ей не принадлежала даже собственная жизнь.

– Я не планирую вступать в клан, но помочь могу, – благодарно кивнула она. – В конце концов, мне следует вернуть должок за спасение.

– Спасибо и на этом, – сказал Рю с едва заметной улыбкой.

* * *

Амари вернулась домой после захода солнца. В памяти еще горели алым воспоминания об огненном закате, словно знаменующем начало господства кровавого произвола. В обеденном зале вовсю суетилась Джосет, накрывая стол к вечерней трапезе. Клайд сидел в дальнем углу в высоком кресле и читал при тусклом свете камина. Ненадолго оторвавшись от книги, священник поднял на Амари глаза и, убедившись в ее появлении, вернулся к вязи зловещих символов.

Похожие выступали в роли охранных печатей.

– Пропадала на башне? – поинтересовался Лирой, играясь за столом с кинжалом. Клинок в его руках отбрасывал на стены слабые блики.

– Да.

– Весь день? – между бровями Клайда возникла вертикальная морщинка, выражавшая недоверие.

Амари не стала отвечать, хоть ответ и был утвердительным.

– Я видела, на главной площади готовится гуляние…

Клайд громко захлопнул книгу с раздраженным вздохом, будто в разговоре кто-то посягнул на его доброе имя. Резкая перемена в поведении пастора удивила Амари.

– Ночь пламени, – пояснил Лирой. – Это праздник из древних времен, символизирующий мирное соглашение с темными силами. Теперь он устраивается только ради повода выпить и повеселиться. На площади разжигают высокий костер, – он попытался изобразить масштаб рукой, – и возле заводятся пьяные пляски…

– Никакой это не праздник, это настоящая ересь! – возмутился Клайд. – Сначала они идут молиться богу, а затем пляшут у костра во имя дьявола!

– Брюзга.

– Не все в жизни сводится к веселью, Лирой. Если мы ничему не будем придавать значений и прекратим видеть смыслы, кем мы тогда станем?

– Счастливыми?

Клайд в гневе подорвался с кресла, едва ли не готовый кинуться на брата. Сквозь тонкие стекла очков на Лироя воззрился леденящий взгляд, и Амари вдруг почудилось, что в серых радужках мелькнули искры огня.

Увидев, как Джосет раскладывает приборы, Клайд приостановил ее:

– Не утруждайте себя, пожалуйста, Джосет, я не голоден.

– И как среди этих варваров вырос такой учтивый мужчина? Клайд, ты всегда был моим золотом…

– А я тоже твое золото? – приободрился Лирой. В его голосе звучала почти детская надежда.

– В дерьме найденное разве что, шут разукрашенный.

– Метко бьешь, карга, не даешь поводов разочароваться в тебе.

За спиной Амари послышался тяжелый стук сапог. В зал вальяжной походкой вошел Рэндалл, заложив большие пальцы за ремень.

– Всем добрый вечер, – протянул он с театральным пафосом. – А добрый ли?..

Клайд закатил глаза.

– Клайд, детка, как боженька поживает? – хищно ощерился Рэн. – Передай ему, что у нас нашелся новый труп. Кажется, с прошлой ночи.

–Пока есть такие весельчаки, как ты, он никогда не откликнется.

– Извини, крест носить не стану.

Амари поймала негодующий взгляд пастора, не зная, что вызвало в ней большую тревогу – скверная новость или Клайд, к которому все оставались глухи до досадного чувства. Он задержал глаза на растерянном лице Амари, прежде чем сердитым шагом удалиться в сторону лестницы. Амари бросилась было догнать Клайда, но Рэндалл с неожиданной быстротой схватил ее за ремень куртки, удержав возле себя.

– Не обращай на него внимания, – с ленивой небрежностью промурлыкал он. – Парень несет на себе тяжкое бремя. Несравнимое со службой в храме или дозором.

– Что же это? – сдавленно спросила Амари, все еще находясь в плену цепких пальцев Рэна.

– Захочет – сам расскажет.

Он внимательно вперился в девушку, как если бы пытался заглянуть в самые потайные уголки ее сущности. Голубые глаза Рэндалла, напоминавшие глаза Лироя и потому так нравившиеся Амари, ярко контрастировали со светлой кожей, отчего приобретали вид какой-то потусторонний и даже магический. Насколько Амари успела узнать Мореттов, бледность являлась врожденной чертой охотников, не видевших солнца за еженощным противостоянием злу.

Меж тем Рэндалл предстал перед лицом Амари, держа ее украденный в мгновение кинжал. Девушка только теперь спохватилась пропаже, настолько Рэн оказался талантлив в воровстве.

– Отличная сталь, – он поднес оружие близко к глазам, с интересом изучая клинок. – Это такими сейчас в театрах играются?

Кинжал с рукоятью из бурой кожи, имитирующей змеиную чешую, сверкнул блеском, предвещающим смерть любому, кто поднимет руку на его хозяина.

– Вы невероятно наблюдательны, – нахмурилась Амари, презирая попытку разоблачения. – Это подарок.

– Надеюсь, даритель не из претендентов на ваше сердце, – Рэн косо взглянул на Лироя, словно ожидая от него поддержки в новом витке разговора.

– Боже, заткнись, – угрожающе зашипел Лирой, чем вызвал только смех на губах дяди.

– Прошу простить мою дерзость, – Рэндалл протянул кинжал Амари. – Вы кажетесь мне личностью… довольно любопытной.

– Вы тоже не промах, – проворчала она, убирая клинок обратно за пояс. – Воровство у вас семейное?

– Было бы странно не иметь ничего общего с собственным племянником, – Рэн искривил рот в загадочную улыбку.

По-прежнему пребывая в недовольстве, Амари отпихнула Рэндалла плечом и поднялась по изогнутой лестнице к хозяйским спальням. В этой части дома ей еще не приходилось находиться, все двери казались безликими. Можно ли догадаться, за которой прятался Клайд?

Вдали темную глубину коридора разрезала легшая на пол полоса света из комнаты. Амари постучалась к священнику.

– Клайд.

Не слишком быстро, как будто бы и нехотя, из спальни вышел Клайд. Замерев в дверном проеме, он безмолвно ждал от Амари причину ее вторжения.

– Они ничего не понимают…

– Именно, – грубо отреагировал он. – Ничего не понимают. Как и любой другой в этом городе. У меня… – Клайд набрал воздуха в грудь, подбирая слова. – У меня опускаются руки.

На Амари смотрели полные отчаянья глаза, и чувства, узнаваемые в этом взгляде, добавляли красоте Клайда какой-то трогательности.

– Их толкование действительности – не твоя печаль. Не все умеют слышать, – Амари говорила от сердца, сама живя в мире, отрезанном от посторонних мнений. – Но разве это может обесценить твое дело и заставить предать любовь к религиозному учению?