Через пару минут, когда я отошёл к плите, чтобы проверить соус, то краем глаза заметил, как Настя осторожно подошла к поникшему Вовчику. Она ободряюще, по-сестрински, похлопала его по плечу.

— Не бойся, — тихо сказала она, думая, что я не слышу. — Он не злой. Честно. Просто… на него сейчас столько всего навалилось. Этот праздник, Алиевы, весь город смотрит… Он очень на тебя рассчитывает. Правда-правда.

Я сделал вид, что полностью поглощён соусом, но слышал каждое её слово. Умница, сестрёнка.

Наступила пауза. Я украдкой посмотрел на парня. Тот медленно поднял голову. Посмотрел на Настю, потом на мою спину. И в его глазах что-то изменилось. Страх никуда не делся, но к нему примешалось что-то ещё. Упрямство. Ответственность. Он испугался не моего гнева. Он испугался подвести того, кто на него «очень рассчитывает».

Эти простые, тихие слова моей сестры подействовали на него лучше любой самой пламенной речи или самой страшной угрозы. Он глубоко вздохнул, решительно вытер ладонью вспотевший лоб и с таким видом, будто шёл на амбразуру, направился к горе нечищеной картошки.

Испытание для новобранца началось.

Глава 4

Воскресный обеденный гул постепенно стих. Последние сытые и довольные гости покинули наше скромное заведение, оставив после себя лишь грязную посуду, которую убирала Настя, да приятную усталость в ногах. Зал опустел, но на кухне жизнь не замирала ни на секунду. Вечерний наплыв посетителей обещал быть ещё более мощным, а значит, расслабляться было непозволительной роскошью. Нужно было сделать заготовки, пополнить запасы и привести поле боя в порядок.

Я, как полководец в своём штабе, окинул взглядом владения. Даша со сосредоточенным видом и молниеносной скоростью кромсала овощи для фирменного соуса. Ножи в её руках так и мелькали, превращая морковь и лук в идеальные кубики. Настя порхала между залом и кухней, успевая и со столов убрать, и помочь с подготовкой тарелок для вечерней подачи. А ещё был Вовчик.

Ох, этот Вовчик. После утреннего инструктажа и моего строгого взгляда он превратился в ходячее усердие. Парень носился по кухне с таким рвением, будто от этого зависела его жизнь. Глаза его горели почти безумным огнём, а на лице застыло выражение такой вселенской ответственности, что хотелось похлопать его по плечу и сказать: «Парень, полегче, ты всего лишь чистишь картошку». Он уже одолел целый мешок картофеля, перемыл гору посуды, оставшуюся после обеда, и теперь стоял передо мной по стойке «смирно», всем своим видом показывая, что готов к новым подвигам.

— Вовчик, — скомандовал я, не отрываясь от замешивания маринада для свиных рёбрышек. — Видишь лоток с говядиной для стейков? Его нужно как следует поперчить. Чёрным перцем, от души, но не переусердствуй, понял?

— Так точно, шеф! — гаркнул он так, что где-то в зале, кажется, подпрыгнула одинокая вилка.

С энтузиазмом носорога он ринулся к полке со специями. Его целью была наша общая гордость — гигантская мельница для перца. Я отхватил её на прошлой неделе на рынке у одного старьёвщика, отдав за неё чуть ли не половину дневной выручки. Массивная, из тёмного, почти чёрного дерева, размером с предплечье взрослого мужчины — она была настоящим монстром. Я был уверен, что при желании ею можно было бы отбиться от стаи злыдней. Но самое забавное, я до сих пор не знал, кто и для чего её сделал, ведь вряд ли кто-то молол перец в этом городишке.

Вовчик, видимо, решил, что это его шанс проявить себя. Он не раз видел, как я, играя на публику, с особым шиком прокручивал ручку этой махины над готовым блюдом. И вот он, схватив мельницу обеими руками, занёс её над лотком с порезанной говядиной. Он выпрямился, напустил на себя важный вид и начал вращать рукоятку. Крутить её с какой-то ураганной, нечеловеческой скоростью, словно пытался завести мотор старого грузовика.

Беда была в том, что я забыл предупредить его об одной мелочи. Утром я готовил соус, для которого требовался перец тончайшего, почти пылеобразного помола, и переключил мельницу на самый мелкий режим.

И вот, вместо того чтобы посыпать мясо красивыми, крупными хлопьями ароматного перца, из недр деревянного монстра вырвалось нечто иное. Огромное, густое, чёрное облако. Облако мельчайшей перечной пыли, злой и едкой, как слова моей бывшей. Оно окутало Вовчика плотным коконом, словно он неудачно применил дымовую шашку.

Первым, конечно же, не выдержал он сам.

— А-А-А-ПЧХИ-И-И-И!

Это был не чих. Это был выстрел из гаубицы. Звук был такой силы, что зазвенели кастрюли на полках. От отдачи Вовчик подпрыгнул, едва не выронив орудие преступления. Облако от этого только увеличилось и коварно поползло дальше по кухне, ища новые жертвы.

— Апчхи! — тоненько пискнула Даша, застыв на полпути к холодильнику. Её нос смешно сморщился.

Но это было лишь прелюдией. Через пару секунд наша кухня превратилась в филиал ада для аллергиков.

— Апчхи! Кха-кха! — закашлялась Настя, бросив полотенце.

— Апчхи! Апчхи! АПЧХИ! — уже не сдерживаясь, вторила ей Даша, сгибаясь пополам и пытаясь прикрыть лицо руками.

— А-А-АПЧХИ-И-И! Ы-ы-ы… АПЧХИ! — бился в конвульсиях Вовчик, чихая сериями, как из пулемёта.

Где-то под раковиной раздался тоненький, полный вселенского негодования писк: «Пчхи! Какого лешего, шеф⁈ Ты решил отравить меня этой пылью для плебеев⁈» Кажется, досталось даже Рату. Благо, что его никто не услышал.

Я стоял у плиты, и до меня дошла лишь малая часть этой перечной бури. Я держался. Клянусь, я пытался сохранить лицо строгого наставника, чей подчинённый только что совершил акт кулинарного терроризма. Но потом я увидел это.

Моя команда, ослепшая от слёз, начала в панике хватать кухонные полотенца и размахивать ими, пытаясь разогнать чёртово облако. Естественно, они делали только хуже, поднимая перечную взвесь с поверхностей и заставляя её циркулировать по кухне с новой силой.

Всё. Это был конец.

Я молча отвернулся к стене, упёрся в неё лбом и затрясся. Меня душил беззвучный, истерический хохот. Плечи ходили ходуном, из глаз ручьём текли слёзы, но уже не от перца. Картина, достойная кисти Босха: трое чихающих, плачущих людей в белых фартуках ведут отчаянную борьбу с невидимым врагом, которого сами же и породили.

Когда приступ хохота немного отпустил, и я смог сделать вдох, не рискуя снова зайтись в кашле, я вытер слёзы и обернулся. Мои бойцы стояли посреди кухни. Красные, опухшие, с размазанной тушью на щеках (это Даша) и