Внутри возникло чувство — этот человек видел больше, чем говорил. Не просто перекупщик. Скорее — архив, законсервированный в лавке с часами, микроскопом и старой американской кофемолкой в углу.

Проверка закончилась. Семь купюр легли рядом аккуратной стопкой. Августин вытер руки тряпочкой, убрал микроскоп и только тогда взглянул в упор:

— Так что, всё устраивает?

— Пока более чем, — мой ответ прозвучал спокойно. И в нём не было лжи.

Он выпрямился, осторожно достал купюру, отложил в сторону. Потом, не спрашивая разрешения, одну за другой проверил остальные шесть. Руки двигались уверенно, как у человека, который в этом деле не новичок. Четвёртую задержал чуть дольше — на ней был лёгкий изгиб и небольшой надрыв на краю. Прищурился, проверил реакцию волокон под ультрафиолетом, кивнул самому себе и отложил к остальным.

— Чистые. Все семь. Серия одна, бумага одна, никаких добавок. Не подделка. — Он вновь посмотрел на меня, уже чуть внимательнее, чем раньше. — Такие деньги не от туристов. Не из отеля. И не с базара.

— Главное, что они настоящие, — ответил я, не меняя интонации.

Августин кивнул, и улыбнулся впервые за всё время. Такой улыбкой, в которой — признание профессионала.

— Ладно. По курсу один к один двадцать пять. Будет восемьсот семьдесят пять. Всё — по одному. Согласен?

— Согласен.

Он аккуратно пересчитал пачку, вложил в бумажный конверт, положил на стол. Потом вернул микроскоп под колпак, стряхнул с себя остатки напряжения и только тогда достал свою «кубинскую книжку».

— Запиши сюда свое имя, это для своих. Если ещё понадобятся мои услуги — будешь представляться этим именем. Ясно?

— Да…

Он продолжал крутить одну купюру полученную от меня, в пальцах, словно примеряя вес.

— За такие — курс можно дать лучше. Один к одному и тридцать пять. Но при одном условии — все купюры должны быть как эти, по рукам?

Кивнул. Он снова достал небольшую шкатулку, отсчитал семьдесят мелких банкнот, все по одному доллару, немного мятые, с потертостями, но настоящие. Потом взял тонкую нитку, связал пачку и вложил мне в руку.

— Это тебе, — он выдвинул ящик стола и достал старую записную книжку. — Местные цены, расписания, пара номеров. Если будешь снова менять — по звонку.

Поблагодарил. Все убрал в спортивную сумку, которую сам сшил еще в Варшаве. При выходе вновь вдохнул густой воздух города.

На небольшой площади напротив дети гоняли мяч, а из-под навеса торговка наливала в стакан гуавовый сок. Всё шло своим чередом. Но теперь в моём распоряжении были не только мелкие доллары, но и понимание: в этом городе даже у часовщика — двойная жизнь.

Дорога в медицинский университет шла через старые кварталы Гаваны — с облупленными фасадами, патио, пыльными пальмами и вывесками, на которых буквы едва угадывались. Но всё это уходило на второй план: внимание было приковано к дорогам.

Американские машины. Они были повсюду.

Как живые призраки — блестящие, массивные, шумные. Словно сшитые из хрома и мечты. Кто-то стоял у тротуара, глядя на проезжающий Chevrolet Bel Air 1957 года с акульим плавником, кто-то лениво перегонял Dodge Coronet, накрыв его чехлом из брезента. Один за другим проносились Pontiac Chieftain, Ford Fairlane, Cadillac Eldorado — машины, которые в другой стране давно бы ушли в музеи. А здесь — работали дымя выхлопом хоженного движка, но тем не менее исправно перевозили туристов.

— «Друг», дай сводку. — мысленно сформулировал запрос, стараясь не выдать эмоций.

Ответ поступал на лету, мягкой волной:

— Chevrolet Bel Air, 1957. V8, 4.6 литра. Привод задний. Установлен дизель от «КрАЗа». Трансмиссия заменена. Состояние: удовлетворительное.

Следующий:

— Buick Roadmaster, 1950. Родной двигатель отсутствует. Текущий — от дизельного генератора, армейского. Подвеска переделана вручную. Ходовая на удивление сохранна.

— Cadillac Series 62, 1953. Из десяти точек коррозии — шесть замазаны шпатлёвкой. Однако кузовная геометрия не нарушена. Есть возможность восстановления хрома.

Машины шли потоком. Как будто высыпали на улицу в честь прибытия делегации. Но нет — это была их ежедневная жизнь.

Инна бы сейчас сказала, что у каждого кузова — своя душа. И, наверное, была бы права.

На перекрёстке стоял Lincoln Capri с неродным бампером, заменённым на сваренную вручную алюминиевую панель, прикрученную болтами. Рядом — парень с кожаной кепкой и сигаретой, что-то подкручивал под капотом.

— Ремонт третьего уровня, — уточнил «Друг». — Инструменты — локального происхождения. Однако эффективность — неожиданно высокая. Кубинские механики используют принципы интуитивной инженерии. Ремонтные боты нашего корабля справились бы с такой работой намного лучше.

На ближайшем перекрёстке медленно проехал Oldsmobile 98, грохоча чем-то под днищем. За рулём — дед в белой рубашке, лет восьмидесяти. Рядом, на переднем сиденье, мальчик лет десяти, с футбольным мячом в руках.

— Система семейной передачи имущества. Автомобиль принадлежит семье минимум с 1964 года, — подал «Друг». — Номерные знаки — подлинные. Регистрация действует. Документы — в порядке.

Машины шли, как караван времени. И каждая рассказывала свою версию истории.

Подъехали к круговому движению. В центре стоял настоящий гигант — Chevrolet Impala Convertible, открытый, ярко-красный, с белым салоном и сиденьем в форме дивана. Водитель — мужчина с гитарой в чехле на спине и золотыми зубами. Он что-то напевал, постукивая по рулю.

— Этот хочет продать, — внезапно добавил «Друг». — Через двух посредников, цена — шестьсот долларов. Реальная — триста.

— Состояние?

— Подвеска частично заменена. Тормоза нестабильны. Ходовая требует вмешательства. Но кузов — на удивление жив. Запчасти — доступны. Если есть интерес, могу выйти на контакт через следующую поездку.

— Запиши. Пока наблюдаем.

Колёса «Победы», подпрыгнули на очередной неровности, но я это едва заметил. Мой взор был прикован к миру на четырёх колёсах. Сталь, ностальгия, выживание.

В этом царстве машин-переселенцев возникало странное ощущение: будто всё это — не прошлое, а будущее. Здесь, на краю острова, в жаре и солёном воздухе, каждый Cadillac жил вторую жизнь. Или третью.

— Смотри дальше. Может, что-то неброское, но стильное попадется.

Впереди маячил университет, белое здание с колоннами. Но дорога к нему прошла мимо истории, которая гудела моторами, хрипела карбюраторами и блестела облупленным хромом. И имя ей — Гавана.

Глава 6

Факультет стоматологии Университета Гаваны располагался в старинном здании с колоннами, от которых несло то ли Испанией, то ли чем-то еще из «довоенного». За