Тут хлопнула входная дверь, и в кухню ввалился запыхавшийся Маркус. В руках он тащил корзину с яйцами, через плечо висел увесистый мешок, а под мышкой была зажата стопка глиняных мисок.

— Принёс! — выдохнул он, сгружая свою поклажу на стол. — Яйца, мука, молоко в большом горшке сало. Ещё посуды набрал, сколько смог унести.

— Молодец, — я уже развязывал мешок с мукой. — Теперь начинается самое интересное.

Зачерпнул горсть муки и растёр между пальцами. Так и есть, грубый помол. Частицы крупные, неоднородные, попадаются мелкие отруби и какие-то тёмные вкрапления. Из такой муки блины получатся тяжёлыми, словно подошва солдатского сапога.

Я огляделся по сторонам в поисках решения и рванул в сторону кладовки. Толкнул дверцу плечом, и передо мной открылось небольшое помещение, заставленное пыльными полками. Горшки, банки, какие-то мешочки… и оно!

Сито.

Старое, с деревянным ободом и мелкой сеткой из лазурного волоса. Я вытащил его на свет и внимательно осмотрел. Сетка целая, без дыр, обод не рассохся. То что надо.

— Маркус, — я поставил сито над большой миской. — Смотри и запоминай. Берёшь муку, сыплешь в сито и вот так…

Я начал просеивать: лёгкие постукивания по ободу, от которых мука начала просыпаться сквозь сетку мягким белым облачком. На сетке оставались комки и мелкий мусор.

Маркус смотрел на это завороженно, словно наблюдал за волшебством.

— Ух ты, — выдохнул он. — Она совсем другая стала. Пушистая какая-то.

— Именно, — я передал ему сито. — Из пушистой муки получаются пушистые блины. Теперь твоя очередь.

Маркус кивнул и принялся за работу с усердием ученика, постигающего тайны алхимии. Поначалу его движения были неуклюжими, мука летела куда попало, но постепенно он поймал ритм. Тук-тук-тук. Белая пыль кружилась в воздухе, оседая в миске мягким сугробом.

Рид чихнул и демонстративно отвернулся от этого безобразия.

Когда мука была готова, я отмерил нужное количество, используя кружку как меру. Шесть полных кружек легли в миску объёмной горкой. Добавил щепотку соли и размешал.

Чтож, теперь самое важное.

Я погрузил пальцы в центр мучной горки и начал раздвигать муку в стороны, формируя широкое углубление. Стенки ровные, дно плоское. Формируя этакий «колодец», который использовали повара ещё за тысячи лет до появления миксеров и блендеров.

— Это для яиц, — объяснил другу, разбивая первое яйцо прямо в центр углубления.

Желток лёг на белую муку, как маленькое солнце на заснеженном поле. Следом за ним отправились ещё яйца, одно за другим, пока дно «колодца» не заполнилось густой оранжево-жёлтой массой.

Взял деревянную ложку и начал размешивать.

Плавными, круговыми движениями, от центра к краям. Ложка захватывала муку с внутренних стенок «колодца», постепенно вмешивая её в яичную массу. Медленно, аккуратно, без резких рывков.

Сначала получилась густая, комковатая каша. Потом она начала разглаживаться, превращаясь в однородную пасту. Ещё несколько оборотов ложки, и консистенция стала напоминать густую сметану.

— Молоко, — сказал Маркусу. — Бери кувшин. Будешь лить тонкой струйкой, медленно, когда скажу.

Он схватил кувшин и замер в ожидании.

— Давай.

Белая струйка потекла в миску. Я продолжал размешивать, не сбавляя темпа. Молоко впитывалось в тесто, разжижая его, делая более текучим. Ложка двигалась от центра к краям, от краёв к центру, не давая образоваться ни единому комочку.

— Медленнее… Ещё медленнее… Хорошо… Стоп!

Маркус отдёрнул кувшин.

Я зачерпнул немного теста ложкой и поднял её над миской. Тесто потекло вниз ровной, непрерывной лентой. Консистенция то что нужно: жидкая, но не водянистая, с лёгкой вязкостью.

— Теперь твоя очередь, — я протянул ему миску и ложку. — Медленно помешивай ещё пару минут. Не взбивай, а просто води ложкой по кругу.

Пока он работал, я занялся следующим этапом. Поставил маленький котелок на край печи, бросил туда кусок сала. Жир начал медленно плавиться, источая характерный запах. Когда он превратился в прозрачную лужицу, снял котелок с огня и влил растопленное сало в тесто.

Маркус вопросительно поднял бровь, но продолжил мешать.

— Жир делает блины эластичными, — пояснил я. — Они не будут рваться при переворачивании и не прилипнут к сковороде.

Ещё несколько минут работы, и тесто было готово. Накрыл миску чистой тряпицей и отставил в сторону.

— Пусть отдохнёт. Минут двадцать, не меньше.

— Отдохнёт? — Маркус посмотрел на меня с искренним недоумением. — Тесто что, устало?

Я усмехнулся.

— В муке есть клейковина. Когда ты её мешаешь, она напрягается, становится упругой. Если сразу начать печь, блины будут жёсткими, как подмётка. А если дать ему постоять, клейковина расслабится, и блины получатся нежными.

Маркус посмотрел на меня так, будто я только что объяснил ему устройство Вселенной.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросил он. — Я думал, готовка это просто… ну, бросил что-то в котёл, поварил и готово.

— Готовка это искусство, — я похлопал его по плечу. — А сейчас, пока я буду тут возиться, помоги подготовить обеденную зону. Протри столы, расставь лавки. Скоро к нам начнут приходить гости.

Маркус кивнул и вышел из кухни. Через минуту из гостиной донеслись звуки его возни: скрип двигаемой мебели, шлёпанье тряпки по дереву.

Я же вернулся к печи.

Пламя разгорелось в полную силу, и теперь нужно было его укротить. Взял кочергу и заглянул в топку. Так и есть, огонь горел неравномерно: слева языки пламени лизали свод, а справа угли едва тлели.

Нет, это никуда не годилось. Для блинов нужен стабильный, умеренный жар. Слишком горячо и тесто подгорит снаружи, оставшись сырым внутри. Слишком холодно и блин получится бледным, резиновым, без той самой золотистой корочки.

Я принялся работать кочергой, перераспределяя угли. Сгребал их в две отдельные кучки, формируя две зоны с разной интенсивностью жара. Левая погорячее, для начального обжаривания. Правая поумереннее, для доведения блина до готовности.

Поставил обе сковороды на левую зону. Чугун начал медленно прогреваться, впитывая жар. Поставил ладонь в нескольких сантиметрах от поверхности и стал ждать.

Одна минута… две… три…

Воздух над сковородой задрожал от жара. Достаточно.

Насадил кусок сала на кончик ножа и провёл по раскалённой поверхности первой сковороды.

Шшшшш!

Сало зашипело, оставляя за собой блестящий след. Запах жареного жира ударил в ноздри. Я быстро обработал вторую сковороду и отложил нож в сторону.

Всё готово. Осталось дождаться, когда тесто «проснётся».

Я снял тряпицу с миски и заглянул внутрь. Тесто преобразилось, вместо слегка комковатой массы в миске покоилась гладкая, однородная смесь. Её поверхность отливала лёгким глянцем, а консистенция стала идеально текучей.

Зачерпнул половником, поднял, опустил. Тесто стекало ровной лентой, без рывков и брызг.

А дальше всё решали секунды. Первый половник теста полетел на раскалённую сковороду.

В тот же миг провернул запястье, и сковорода описала