быстрый круг. Тесто метнулось от центра к краям, растекаясь тончайшим слоем. Секунда, и дно было покрыто ровным блином, полупрозрачным, как рисовая бумага.
Не теряя времени, я повторил операцию со второй сковородой.
Теперь обе стояли на огне, и началась настоящая работа.
Краем глаза я следил за первым блином. Тесто на поверхности теряло влажный блеск, становясь матовым. Края начали подсыхать, приподнимаясь над сковородой. Снизу доносился тихий шорох, это корочка отделялась от чугуна.
Пора!
Я поддел блин кончиком ножа и одним ловким движением подкинул. Блин взлетел в воздух, перевернулся и мягко приземлился обратно на сковороду, уже другой стороной.
Нижняя сторона открылась во всей красе: оранжеватая, источающая аромат, от которого начинает урчать в животе даже у сытого человека.
Я тут же переключился на вторую сковороду. Переворот и ещё один блин взлетает в воздух.
Вскоре первый блин был готов. Я снял его на большую тарелку, которую заранее поставил рядом. Тонкий, золотистый, с кружевными краями и россыпью светло-коричневых пятнышек. Первый солдат блинной армии.
И понеслось.
Смазать, налить, распределить, перевернуть, снять. Смазать, налить, распределить, перевернуть, снять. Две сковороды работали в противофазе: пока на одной блин доходил, на другой я заливал свежую порцию. Руки двигались сами, без участия сознания на полном автомате.
Огонь в печи то и дело норовил выкинуть какой-нибудь фокус. Полено прогорало, и жар падал. Или наоборот, угли вспыхивали слишком сильно, грозя спалить очередной блин. Я постоянно поглядывал в печь, подкидывал щепки, сдвигал угли кочергой, регулируя температуру.
Это было похоже на жонглирование. Только вместо мячиков у меня были две сковороды, половник, кочерга и живой огонь.
— Ого! — раздался восхищённый возглас.
Маркус стоял в дверях кухни, с тряпкой в руках и мукой на лбу.
— Маркус, ты как раз вовремя, нужна твоя помощь, — не отрываясь от работы, сказал я. — Видишь масло на столе? Бери. Каждый новый блин смазывай тонким слоем. Чтобы стопка не слипалась.
Брат кивнул и подскочил к столу, схватил кусочек масла и принялся работать. Блин за блином ложились в стопку.
Первая стопка росла на глазах. Десять блинов, двадцать, тридцать…
Я работал без остановки. Руки только и успевали мелькать над огнём, а каждое движение было выверено до миллиметра.
Пот стекал по лбу. Жар от печи опалял лицо, но я не не мог остановиться.
Это была настоящая битва, не с врагом, а со временем, с ограниченными ресурсами и я собирался её выиграть.
Стопка достигла высоты в локоть. Начал вторую.
Маркус замер у стола, забыв про масло в руке. Рот приоткрыт, глаза следят за каждым моим движением.
— Как ты это делаешь? — выдохнул он. — Они все одинаковые!
Вторая стопка росла так же быстро. Сорок блинов, пятьдесят, шестьдесят…
Тесто в миске убывало, но я уже замешивал следующую порцию. Маркус, не дожидаясь указаний, принялся просеивать муку для второго замеса.
Сто блинов. Сто десять.
Вторая миска теста опустела. Маркус, перемазанный мукой с головы до ног, уже замешивал третью.
— Ты как магический голем из сказок, — пробормотал он, глядя на мои руки. — Не устаёшь вообще?
— Устаю, — я перевернул очередной блин. — Но это не повод останавливаться.
Третья миска опустела, за нею четвертая… На столе уже возвышались пять внушительных гор золотистых блинов. Они блестели маслом, источали умопомрачительный аромат, и от одного их вида рот наполнялся слюной.
Триста пятьдесят. Триста шестьдесят.
Последняя порция теста. Я выскреб миску до дна и вылил остатки на сковороду. Последний блин получился чуть толще остальных. Готово.
Я опустил сковороды и вытер руки о тряпку. Плечи гудели, пальцы подрагивали, но внутри разливалось тёплое удовлетворение.
Триста шестьдесят два блина за три часа.
Маркус стоял посреди кухни и смотрел то на горы блинов, то на меня. Его лицо выражало что-то среднее между восхищением и священным ужасом.
— Ив, — выдавил он наконец. — Это было… я даже не знаю, как это назвать.
Я открыл было рот, чтобы ответить.
И в этот момент раздался стук в дверь.
Стук повторился, на этот раз громче и настойчивее.
Я вытер руки о тряпку и направился к двери. Маркус остался на кухне, охраняя блинные башни с видом дракона, стерегущего сокровищницу.
На пороге стоял Флинт-старший. Позади него маячили седобородый Лим и широкоплечий Молотов. Все трое были одеты по-праздничному, насколько это было возможно для охотников: чистые рубахи, причёсанные волосы, у Лима даже борода была аккуратно заплетена в косичку.
— С новосельем тебя, Ив, — Флинт протянул мне одеяло. — Чтоб не мёрз, пока печь не раскочегаришь как следует.
Лим выступил вперёд, неся перьевую подушку в льняном чехле.
— От жены моей. Сама набивала, говорит, на такой спать будешь крепко, как медведь зимой.
Молотов ухмыльнулся и поднял глиняный кувшин, в котором что-то многообещающе булькало.
— А это от меня лично! Медовуха, прошлогодняя. То что нужно для душевной компании!
Я принял подарки, ощущая в груди странное тепло. Чувствовалось, что охотники хотели не просто сделать подарок, а принести нужные вещи, что действительно пригодятся в новом доме.
— Проходите, располагайтесь, — отступил я в сторону. — Маркус покажет, куда вещи положить. Угощение скоро будет.
Охотники гуськом прошли внутрь.
Не успел я закрыть дверь, как по тропинке к дому уже ковыляла следующая фигура. Равенна опиралась на клюку, но шла бодро, словно никакие преграды её не остановят на пути к моему дому.
— Ох ты ж, — она остановилась у калитки и окинула взглядом двор. — Работы тут у тебя, парень, непочатый край. Забор латать, крышу проверить, колодец подновить…
— Знаю, — я развёл руками. — Но постепенно справлюсь.
— Справишься, дело то молодое, — она кивнула и протянула мне глиняный горшок, тёмный и увесистый. — Вот, лесной мёд. И травы для взваров, — из складок юбки появился пучок сухих стеблей. — И от дурного глаза.
Я принял подарок с благодарностью.
Равенна уже прошла мимо меня в дом, но вдруг остановилась. Её взгляд зацепился за Рида, который сидел на подоконнике и вылизывал лапу с видом абсолютного безразличия ко всему происходящему.
Старая травница прищурилась. Её глаза задержались на коте, словно она что-то заметила или почувствовала.
Но в итоге старушка ничего не сказала, только хмыкнула многозначительно и прошла дальше.
— Маркус! Поставь мёд на стол, пожалуйста, и разлей по пиалам!
Я развернулся к калитке. Следующий гость уже протискивался в неё. Чжао. Толстый торговец отдувался и вытирал лоб рукавом, будто пробежал марафон, хотя от рынка сюда было десять минут неспешного шага.
— Уф! — он сунул мне корзину с глиняной посудой. — На новоселье положено дарить что-нибудь полезное. В ней лежали миски, плошки, пара кружек.
— Спасибо, пригодится.
— Ещё как! —