Ивану пришлось пробираться сквозь толпу, чтобы оказаться рядом с женщиной.

— Видите, не так нас и много, — словно извиняясь, произнесла женщина, — но это не значит, что мы отступим! Они хотят снести последнюю статую вождя в городе! Это неправильно! Статуя — не только символ коммунизма, но и памятник истории! Он часть города, часть людей, что жили и живут здесь!

Последние слова женщина почти выкрикнула, и единомышленники подержали ее нестройным гулом.

Иван вздохнул и выбрался из толпы, оказавшись непосредственно возле памятника.

— Да черт с ним! — выругался он и решительно встал в цепь митингующих, сцепившись локтями с пожилым мужчиной в брюках и клетчатой рубашке и своей новой знакомой.

— Татьяна Михайловна это я, — представилась женщина, — спасибо вам, что пришли, что не остались равнодушным.

Раздался хрип и треск помех. Мужчина с мегафоном прокашлялся и заговорил.

— Уважаемые пенсионеры, — его взгляд упал на Ивана, и он ненадолго запнулся, — да, пенсионеры и те, кто к ним присоединился. Пожалуйста, отойдите от статуи! Спецтехника готова приступить к работе. Во избежание травм отойдите в сторону!

— Или что? — выкрикнул кто-то из цепи. — Переедете нас? А, мы старики, но мы еще молоды душой и готовы к подвигам! Каждый из нас готов стоять до последнего! Как стояли наши отцы, деды и прадеды!

— Вы не имеете права сносить статую! — закричала Татьяна Михайловна. — Это последний памятник архитектуры в городе, который связан с Советским прошлым страны! Вам, может, и не нравится наше прошлое, но та статуя символизирует мощь и силу человеческого духа! Мы не уйдем и не сдадимся!

— Черт с вами! — прокричал мужчина в мегафон. — В таком случае, я вынужден вас огорчить! Со мной отряд ОМОНа, и все, кто будет сопротивляться, будут задержаны и отправлены в ближайший полицейский участок!

— Врешь! Не возьмешь! — закричал кто-то в цепи, и все остальные подхватили этот клич.

— Не возьмешь! Не возьмешь! — сканировали митингующие, Иван почувствовал, как его рот открывается, и он присоединяется к хору голосов. Он чувствовал единение с этими людьми. То, чего ему так не хватало в настоящий момент. После происшествия по дороге он совершенно разочаровался в людях и этом мире, но сейчас, стоя в цепи, чувствуя прикосновения совершенно чужих ему людей, он вдруг ощутил душевный подъем, он так бы хотел проснуться в мире, где все люди похожи на Татьяну Михайловну или на его дедушку.

ОМОН выдвинулся из-за спины мужчины с мегафоном и медленно направился в сторону протестующих, стуча дубинками по щитам. Иван почувствовал, как стали подгибаться ноги. Асфальт слово стал мягким и, как болото, постепенно затягивал его.

— Стоим! — кричала Татьяна Михайловна. — Стоим! Пока мы вместе — мы непобедимы!

Первый полицейский выбросил вперед руку в черной перчатке и схватил одного из пенсионеров за руку. Резким рывком он подтащил мужчину к себе. Тот отчаянно сопротивлялся и все норовил ударить здоровенного омоновца. Однако бить закованного в черную броню здоровяка было все равно, что колотить голыми руками по бетонной стене.

Иван надеялся, что такое грубое обращение с пожилыми людьми вызовет возмущение толпы, однако среди десятков жителей, что наблюдали за происходящим, ни у кого не хватило духа или желания, хоть что-то крикнуть в ответ. Напротив, все с интересом наблюдали за происходящим, как будто за спектаклем на сцене.

Позади протестующих громко взревел мотор бульдозера. Огромная машина сдвинулась с места, окутанная клубами сизого дыма. Ковш поднялся над кабиной, словно копье средневекового рыцаря.

— Надо уходить! — прокричал Иван на ухо Татьяне Михайловне. — Иначе нас либо всех посадят, либо нас раздавит обломками статуи!

— Не такой реакции я ждала от внука Карпа Иосифовича! — прокричала в ответ женщина. — Тот бы стоял насмерть!

Она посмотрела в глаза парня, и Иван заметил на ее лице выражение твердой решимости либо отстоять памятник, либо умереть прямо здесь. Безумный огонек в глазах Татьяны и остальных не оставлял сомнений — все уже было решено заранее. Непонятно только, зачем в эту самоубийственную акцию втянули Ивана?

«Нет смысла дергать тигра за усы, — вспомнились вдруг парню слова дедушки, — попав в тюрьму, ты никак не поможешь делу! Померев героически, ты тоже делу не поможешь! Вклад в приближение светлого будущего могут сделать только живые и свободные!»

— Черт подери тебя, дедуля! — пробормотал Иван. — Ты что, знал, что я сюда попаду? И что мне теперь — надо всех этих обезумевших от отчаяния стариков спасти? Только каким образом?

Иван повертел головой, ища способ решения проблемы.

Он заметил человека с мегафоном и, отделившись от цепи, бросился к нему. За спиной он услышал возмущенные крики Татьяны Михайловны, но плевать ему сейчас было на ее крики, он должен всех спасти.

Иван побежал через небольшую площадь, но, сделав пару шагов, вдруг почувствовал, что что-то не так.

Ноги его практически не слушались, он еле-еле мог сделать шаг! Асфальт, словно вязкое болото, засасывал и затягивал его. Весь мир подернулся странной рябью, воздух колебался, как в сильную жару. Ивана бросило сначала в жар, затем в холод. Звуки окружающего мира стали глухими, как будто слышались сквозь толстый слой воды.

Иван обернулся и увидел, что бульдозер уже подъехал к статуе, и теперь огромный ковш упирался в колени вождя. Статуя угрожающе накренилась, огромная голова вождя удивленно взирала на кричащих у ее ног людей.

Иван рванулся обратно, преодолевая сопротивление ставшего вдруг вязким, как кисель воздуха.

Монумент наклонялся все сильнее, раздался треск, оглушительный даже для Ивана, который все слышал сейчас очень плохо. Статуя начала падать. Митингующие замерли на месте, с ужасом глядя на гигантское изваяние, готовое вот-вот рухнуть на их головы.

Иван заскрипел зубами от напряжения и, рванув, оказался рядом с Татьяной Михайловной. Он схватил пожилую женщину в охапку и оттащил ее подальше от статуи. Для Ивана все происходило очень медленно, статуя падала, но как в замедленной съемке. Иван метался от одного митингующего к другому, вынося их практически на руках из зоны поражения. Наконец, последний из пенсионеров оказался в безопасности.

Иван выдохнул, но обернувшись, с ужасом увидел у подножия статуи маленькую девочку. Ребенок с интересом пялился вверх, куда в это время смотрели ее родители, для Ивана оставалось загадкой. Молодой человек снова направился к статуе и из последних сил оттолкнул девочку.

«Все, больше не могу!» — Иван рухнул на асфальт. Тот, словно мягкая перина, прогнулся под ним, принимая в свои объятия. Парень не мог пошевелиться, не мог, не хотел, да и сил уже никаких не