Филигранное использование нейтралки, аж завидно. Ничего, однажды сам смогу так.

— Стужев, — Майский повернулся ко мне, его лицо было суровым. — Если ты ценишь своё место в академии, ты забудешь об этой истории. Никаких официальных заявлений. Никаких разбирательств. Ярость Огневых — не то, с чем можно шутить.

— Он напал на меня на почве наркотического опьянения, — парировал я, не отводя взгляда. — При свидетелях. Я имею полное право требовать разбирательства.

— Ты не понимаешь, с чем играешь! — его голос дрогнул от ярости и, возможно, страха.

В этот момент дверь приоткрылась с громким щелчком, и в коридор вошла Ксения Земская. Она слышала мои обвинения и была вытеснена преподом вместе со всеми. Но, видимо, ей удалось сломать блок на двери, раз вошла так просто. Тот щелчок, наверное, как раз обозначал прорыв.

— Господин Майский, — её голос прозвучал буднично, но весомо. — Я полностью подтверждаю слова Алексея. Я всё видела! Если потребуется, я дам официальные показания.

Майский посмотрел на неё, затем на меня, и его плечи бессильно опустились. Земская. Её статус, её связи с ректоратом… Это меняло всё. Весьма удачно для меня она влезла. Вопрос только — зачем? Пока оставлю его риторическим, после узнаю.

— Разлом вас подери, — выдохнул Майский. — Ладно. Убирайтесь отсюда. Все. И чтобы я больше ни слова об этом не слышал. Я вас предупредил.

Я кивнул, подобрал свой ящик и, не глядя на лежащего Огнева, вошёл в кладовку. Положил его на место и направился на выход, не забыв выключить свет.

План выполнен. Осталась мелочь — написать саму жалобу. Вторая фаза запущена. Меня смущала лишь девушка, которая шла рядом и молчала. Как в те времена, когда пыталась сблизиться. Повеяло ностальгией.

Мы вышли из спортивного корпуса, и нас обдало зимним воздухом. Путь в административное здание лежал через парк, устланный снегом. Зима полноценно вошла в свои права.

Я также молчал, но меня произошедшее тяготило, а присутствие девушки лёгкости не придавало.

Наконец, я не выдержал первым.

— Зачем ты это сделала? — спросил я, глядя прямо перед собой на асфальт дорожки, по которой мы когда-то бегали втроём с Васей. — Я не просил.

Краем глаза я видел, как она на мгновение задумалась, её пальцы сжали ручку сумки.

— Я не жалею, что вмешалась, — наконец, сказала она твёрдо. — Жалею лишь о том, что сразу не рассказала тебе про Валентина. Но я всё ещё считаю тебя хорошим человеком. И своим другом.

Она посмотрела на меня, и в её глазах была такая непоколебимая, почти наивная убеждённость, что у меня внутри что-то ёкнуло. Какая же она предсказуемая и ванильно-возвышенная. Как она вообще в этом жестоком мире жить собирается?

— Ты можешь злиться на меня сколько угодно, — продолжила она. — Но я не изменю своего отношения. И потом… Михаил давно перегибает палку. Он позорит не только себя, но и всех нас, аристократов. Его давно следовало остановить, но все боялись. Но мы же не такие, верно?

Она сделала паузу, и её голос стал тише, почти неуверенным.

— Алексей… Ты готов меня простить?

Я остановился и повернулся к ней. На её лице читалась такая искренняя надежда, что мне вдруг захотелось её немного подразнить, проверить на прочность.

— Твой поступок не обязывает меня ни к чему, — сказал я с максимально нейтральным выражением лица. — Если на что-то надеялась, на мою благодарность, то ничего не получишь.

Как я и ожидал, она вспыхнула.

— Я и не ради этого так поступила! — воскликнула она, топая ногой. — А потому что это правильно!

Я не сдержался и рассмеялся, глядя на её возмущённое, покрасневшее лицо. Она на секунду опешила, а потом её взгляд стал понимающим, и она с облегчением выдохнула, поняв, что я её просто дразню.

— Ладно, ладно, — успокоил я её, снова начиная идти. — Но мне всё равно нужно время, чтобы подумать. Договорились?

— Договорились, — кивнула она, и мы продолжили путь в более лёгкой, почти прежней атмосфере. Она ведь не виновата, что такая наивная? Есть в этом даже какая-то притягательность всё же.

Вскоре мы подошли к массивным дубовым дверям административного корпуса. Внутри пахло старым деревом, воском для паркета и официальными бумагами. Мы сняли верхнюю одежду и, перекинув её через руку, поднялись по широкой лестнице на второй этаж, где располагался приёмная ректората.

— А бабушка твоя не будет против? — спросил я, уже стоя перед дверью с табличкой «Секретариат».

Ксения смущённо отвела взгляд.

— Будет, конечно. Я подпишу заявление, потому что это формальность, но… Участвовать в разбирательствах мне наверняка запретит. Сам знаешь, бабушка близко дружит с ректором и не хочет его подставлять. А такой публичный скандал явно будет лишним. Но… — она ободряюще улыбнулась мне, — моё имя в начале процесса должно тебе помочь.

— Спасибо, — сказал я, и это была абсолютная искренность. Она и правда сильно помогла мне. И всему плану, сама того не подозревая. Ох уж эти интриги академические! Но мне приятно ощущать себя избранным, со знанием того, что доступно единицам.

Я глубоко вздохнул и толкнул дверь. За столом из красного дерева сидел немолодой уже мужчина с внимательными, пронзительными глазами. Он поднял на нас взгляд.

— Чем могу помочь? — спросил он, его голос был ровным и безразличным.

Я выпрямил спину.

— Мы хотим написать коллективную жалобу. На студента второго курса, Огнева Михаила.

Взгляд секретаря стал острее. Он медленно перевёл его с меня на Ксению, стоявшую рядом со мной плечом к плечу, и обратно. В его глазах мелькнуло понимание, что это не обычная студенческая склока.

— Понятно, — произнёс он, поднимаясь. — Прошу пройти за мной.

Он повёл нас вглубь приёмной. Я почувствовал, как Ксения незаметно пододвинулась ко мне ближе, и в этот момент я понял, что, несмотря на все размолвки и обиды, иметь её союзником — бесценно. Зря тогда вспылил. А что, если…

Компромат на Татьяну у меня почти в кармане. Когда узнал о её тёмных делишках, моя челюсть чуть с полом не поздоровалась. Эта девчонка совсем обнаглела, столько на себя брать! Но