Интуиция сработала, направив мысли по иному каналу.

— Расскажи мне об основателе твоего рода, — попросил я, стараясь, чтобы голос звучал обычно.

Сигурд откинулся на подушки, и в его глазах появился тёплый блеск — так люди говорят о чём-то дорогом.

— Наш род восходит к ярлу Хакону Одноглазому, — начал он. — Он правил на моей родине больше тысячи лет назад, когда земли ещё не были едины. Хакон потерял глаз в битве с Бездушными, но удержал свой домен.

Я слушал, а внутри нарастало странное чувство — словно круг замыкался через бездну столетий. Хакон Одноглазый. Да, я помнил его — двоюродный брат отца, упрямый, как горный камень. Они частенько спорили до хрипоты. Спорил двоюродный дядя и со мной уже после смерти отца в ночь перед исходом моей дружины на Русь. Хакон отказался уходить на юго-восток. Сказал, что его место здесь, на земле предков.

Выходит, Сигурд Эрикссон — мой родич. Очень дальний, разделённый тысячей лет и десятками поколений, но всё же кровь от крови. Возможно, именно поэтому я испытал к нему невольную симпатию при первой встрече — не только из-за имени, совпадающего с именем отца, но из-за чего-то более глубокого, что чувствуется на уровне инстинкта.

Я, разумеется, не стал этого озвучивать. Некоторые вещи лучше держать при себе.

— Интересно, — произнёс я вместо этого. — История иногда выписывает причудливые узоры.

Сигурд кивнул, а потом посмотрел на меня с выражением человека, который решается на важный вопрос.

— Прохор, — он чуть запнулся на непривычном имени. — Василиса рассказывала мне об Угрюме. О том, как там живут люди, как они честны друг с другом, как нет придворных интриг. Ты не будешь возражать, если я приеду к тебе? Хочу увидеть это место своими глазами. И быть поближе к ней.

Я оценил его прямоту — никаких обходных манёвров, никаких намёков. Просто честный вопрос.

— Не буду возражать. В Угрюме всегда пригодятся хорошие воины. Но как на это посмотрит твой отец? Отпустит наследника в чужие земли?

Эрикссон усмехнулся.

— Отец поймёт. После гибели Эйнара и увечья Свена я остался единственным, кто способен продолжить род. Ему важнее, чтобы я набрался опыта и нашёл достойную спутницу, чем просиживал штаны при дворе. К тому же союз с княжествами Содружества ему выгоден — после того, что ты сделал для меня, он будет только рад укрепить наши связи.

Я поднялся с кресла.

— Тогда жду тебя в Угрюме, когда поправишься.

— Приеду, — Сигурд протянул здоровую руку, и я пожал её. Хватка была крепкой, несмотря на ранение. — Спасибо, Прохор. За всё.

— Выздоравливай.

Я вышел из комнаты, унося с собой странное, почти забытое чувство. Тысячу лет назад я потерял всех — отца, мать, братьев, жену, дочь. И вот теперь, спустя века, судьба подбросила мне дальнего родича, о существовании которого я даже не подозревал. Ирония, достойная богов. Локи, бесспорно, надорвал живот от хохота.

* * *

Дмитрий Валерьянович Голицын стоял у окна своего кабинета, наблюдая, как чёрный Императивъ муромского князя въезжает во внутренний двор Большого Кремлёвского дворца. Солнечный свет играл на полированном металле автомобиля, но правитель Московского Бастиона не замечал этого — его мысли были далеко.

Строгановы. Эта фамилия жгла его изнутри уже второй день. Герасим Строганов посмел шантажировать его дочь, угрожать его роду, и Голицын ничего не мог с этим поделать. Пока. Строгановы были слишком влиятельны, слишком богаты, слишком укоренены в финансовых потоках Содружества. Открытый конфликт обошёлся бы Московскому Бастиону дороже, чем любое удовлетворение от мести.

Но сегодня перед ним будет сидеть другой человек — мельче, слабее, уязвимее. И этот человек заплатит за всех.

Секретарь провёл Ростислава Терехова через анфиладу залов, намеренно заставив князя Муромского ждать в Кабинете аудиенций среди мелкопоместных просителей. Голицын знал цену унижению — иногда оно било больнее любого клинка.

Когда муромский князь наконец переступил порог личного кабинета, Дмитрий Валерьянович уже сидел за массивным столом, перебирая бумаги с показным равнодушием. Он не встал навстречу гостю, не предложил сесть — просто поднял глаза и несколько секунд молча изучал Терехова.

Холёное лицо, безупречный костюм, мёртвые глаза человека, привыкшего распоряжаться чужими жизнями. Голицын помнил досье на этого князя — незаконные эксперименты над людьми, нарушение Казанской конвенции, десятки погибших в тайных лабораториях. Скандал на всё Содружество, который Терехов едва замял.

— Присаживайтесь, Ростислав Владимирович, — бросил Голицын, указывая на стул перед столом.

Терехов сел, сохраняя на лице выражение вежливого недоумения.

— Дмитрий Валерьянович, я польщён приглашением, — начал он, — однако не совсем понимаю причину столь срочного вызова…

— Всё вы прекрасно понимаете, — оборвал его владыка Московского Бастиона, доставая из ящика стола тонкую папку. — Вот показания двух независимых агентов о том, что ваши люди систематически распространяли ложные слухи о князе Платонове среди гостей юбилейных торжеств. Вот свидетельство о вашей личной беседе с кронпринцем Сигурдом Эрикссоном. Итог — покушение на князя Владимирского и наследника скандинавского престола. На моей территории. У меня в гостях!..

— Это недоразумение, — муромский князь вскинул ладони в примирительном жесте. — Я лишь поддержал светскую беседу с принцем. Разве это преступление?

Голицын медленно положил папку на стол и откинулся в кресле. Внутри него что-то холодное и тяжёлое ворочалось, требуя выхода. Строганов сидел сейчас в своём московском особняке, неприкосновенный и довольный. Но этот — этот ответит сполна.

— Вы солгали наследнику Шведского Лесного Домена, — голос Дмитрия Валерьяновича стал ледяным. — Вы намеренно спровоцировали конфликт между иностранным принцем и русским князем на территории моего дома. В результате ваших действий кронпринц был отравлен, ранен и едва не погиб во время покушения.

— Покушение — это не моих рук дело! — выпалил Терехов. — Я лишь говорил с принцем, не более того!

— Вы создали ситуацию, в которой покушение стало возможным, — холодно ответил Голицын. — Вы натравили Сигурда на Платонова, рассчитывая, что кто-то из них погибнет на дуэли. Когда исход оказался неопределённым, в дело вступили другие игроки. Кто именно — мы ещё выясним, но без вашей провокации ничего бы не произошло.

Терехов побледнел, но попытался сохранить самообладание.

— Даже если допустить, что некоторые мои подчинённые проявили излишнее рвение…

— Ваши подчинённые? — Голицын позволил себе тень улыбки. — Ваша любовница. Ваш доверенный агент. Люди, которые не делают и шага без вашего приказа.

Князь Московского Бастиона поднялся из кресла и подошёл к окну, заложив руки за спину. Он думал о Василисе — о том, как она прятала глаза, как избегала его после встречи со Строгановым.