Фраза «содействовать запечатыванию» была ровной, но в ней звенело железо. Если это действительно культ даэдра, никого перевоспитывать не станут. Вытравят.

* * *

Нижний ярус Маркрафта редко видел солнце. Узкие проулки, захламлённые проходы, щели между домами, в которых больше жила тень, чем люди. Сырость въедалась в камень, запахи слипались в тяжёлую, вязкую смесь.

Отряд спустился туда на исходе дня. Формально — обычный обход. На всех была простая одежда, но талморская выправка чувствовалась даже под сдержанными плащами. Впереди шагал Ардан, рядом — молчаливый маг с коротко остриженными тёмными волосами, за ними — двое стражей с посохами. Замыкал цепочку писарь со свитком в руках.

Целью был старый вход в катакомбы, числившийся в архиве закрытым. По документам решётка должна была быть запечатана, руны — целы, замок — прочно закрыт. На деле металлические прутья покрывали свежие царапины, руническая линия на камне была грубо содрана.

— Не норды, — тихо заметил маг, проводя ладонью по камню. — Норды, когда ломают, ломают всё разом. Здесь сняли только печать, аккуратно, остальное оставили на месте. Значит, знали, куда и за чем идут.

Стражи разомкнули решётку. В лицо ударил холодный запах подземелья: сырый камень, старая плесень, застойный воздух. Глубоко внутри журчала вода, пробиваясь по древним ходам.

Катакомбы встретили узким коридором; ступени уходили вниз, теряясь в полумраке. Свет кристалла, зажжённого магом, растёкся по неровным стенам тусклым сиянием, вытягивая из темноты блеклые остатки старых надписей. Здесь когда-то хоронили по правилам. Здесь читали имена умерших, звонили в колокольчики, просили богов принять тех, кого приводили вниз.

Теперь здесь молчали.

С каждым шагом воздух становился плотнее. Запах сырости сменился другим — тяжёлым, сладковатым, от которого кожа начинала зудеть. Тот, кто хоть раз бывал в плохо ухоженном морге или на дешёвой бойне, узнал бы его безошибочно.

Сначала донеслись только шёпоты. Затем — тихий смех. Не радостный, а натянутый, нервный. Впереди дрогнул неровный отсвет огня.

Проход расширился и вывел в низкий зал с округлым сводом. Тени, брошенные факелами, плясали по стенам, превращая выступы камня в уродливые фигуры. В центре, на сложенном из плит основание, был поставлен стол. На нём — миски, кувшины, хлеб, куски мяса, кости.

Люди сидели прямо на полу, на старых погребальных покрывалах. Человек десять: норды, женщина-редгардка, худой бретонец, двое с чертами сразу нескольких народов. Одежда простая, местами грязная, взгляды — слишком внимательные, слишком голодные.

С первого взгляда всё это могло сойти за сборище бедняков, нашедших способ постраньше насытиться. Но взгляд задержался на кости в руках женщины. Слишком ровная, слишком знакомая форма. Никакое животное не оставило бы таких останков.

Чуть дальше, над едой, возвышался идол — грубо вырезанная деревянная фигура. Лицо испачкано чем-то чёрным, глаза заменены двумя глубокими бороздами. Вокруг шеи намотана верёвка с нанизанными мелкими костями. На лбу выведен расплывшийся знак, напоминающий пятно тьмы.

Маг позади прошептал почти беззвучно:

— Намира.

Даэдра гнили, падали и всего отвергнутого миром.

Картину можно было бы рассматривать дольше, но времени не дали. Один из мужчин поднял голову, заметил движение в проходе, вскрикнул, опрокинув кувшин.

— Стража!

В зал словно разом вдохнули холод. Отряд вышел из темноты, не прибавляя шага, но заняв всё пространство. Свет кристалла вспыхнул ярче, заставляя присутствующих щуриться.

Ардан вышел вперёд.

— По распоряжению Талмора и магистрата Маркрафта, — произнёс он, — здесь проводится проверка. Все присутствующие задерживаются по подозрению в осквернении мёртвых и поклонении даэдра.

— Не смейте прикасаться! — выкрикнула женщина, прижимая к груди миску, как ребёнка. В глазах стояла не паника, а бешеная, упрямая вера. — Это наши мёртвые! Вы бросили их, Аркей отвернулся, а она услышала! Мы берём то, что мир выбросил!

Рука указала на идола.

Кто-то уже тянулся к ножу, другой сжимал тяжёлую кость, готовый броситься, третьи застонали, как звери, которым отнимают корм.

Стражи шагнули почти одновременно. Этого могло не хватить.

Пальцы Илвасиона сами начертили в воздухе знакомый знак — тот, которым он закреплял печати под официальными письмами. На этот раз линии легли шире, охватывая половину зала.

У ног тех, кто собирался рвануть вперёд, вспыхнул тусклый свет, растёкся по камню тонким слоем. Мышцы на мгновение перестали слушаться. Шаги сбились, колени подогнулись. Ножи не выскользнули из ладоней, но замерли в воздухе.

Этого оказалось достаточно.

Схватка была короткой. Крики, глухие удары, звон посуды, шорох верёвок. Через несколько мгновений на полу лежали связанные, стонющие, ругающиеся. Живыми нужны были все.

Идол по-прежнему стоял на столе, глядя провалами вместо глаз. На древесине запёклись тёмные потёки. Вокруг основания на камне выведен круг: воск, обгорелые кости, пепел, какие-то размазанные пятна.

Маг наклонился, внимательно разглядывая рисунок.

— Ритуал грубый, — тихо сказал он. — Настоящего портала они открыть не могли. Но стучались. И, судя по запаху, долго. Кто-то отзывается на такие стуки. Не словом, не явлением, а через голод, через желание.

Ардан отнял с краю стола кусок разрезанного погребального полотна. Символ Аркея был почти не различим под сетью ножевых порезов.

— Они едят тех, чью душу должны были доверить храму, — произнёс он негромко. — И молятся той, кто радуется гнили.

Взгляд потяжелел.

— Таэлис, в отчёте должны быть зафиксированы: осквернение погребальных тканей, употребление человеческой плоти, признаки даэдрического культа. На основании этого потребуем расширения полномочий, проверки всех катакомб нижнего яруса и усиления патрулей. Оформляй так, чтобы в Совете не возникло сомнений.

Формулировки сами вставали в нужные места: не «голодные несчастные», а «добровольные участники обряда». Не «люди, утратившие надежду», а «лица, сознательно практикующие запрещённые ритуалы».

Илвасион опустился на корточки рядом с одним из связанных. Молодой норд, лицо обветренное, ладони в шрамах от тяжёлой работы. На губах — следы крови, глаза ясные, трезвые.

— Твой брат мог лежать в храме, — тихо сказал писарь. — Мог получить имя в молитве. Почему выбрали это?

Норд усмехнулся, показав обломанные зубы.

— Ты никогда не голодал так, чтобы кости снились, — прошептал он. — Не сидел три дня, слушая, как дети грызут ремни, потому что больше нечего. Ваш бог требует монету за каждый вздох. Наша богиня просит только признать, что всё равно все станут падалью. Мы