– Ты опять начал?

– Не кипятись, боец. Куда я без вас?

Я предупредил возмущение Талгата. Понятно, что хочет молодой боярин. Да и Берта тоже. Кроме ответа на вопросы, им нужно позволить помочь мне.

– Завтра вечером, точнее уже сегодня, тусуйтесь у городского морга. Только уходите из интерната поодиночке и с интервалом хотя бы в пару часов. Никому ничего не говорить. Лишнего не болтать. При себе иметь все возможные скиллы. Я вас найду.

– Оружие? – глаза Талгата загорелись.

– Какое достанете. Всё пригодится.

– Степень опасности? – спросила Берта.

Перед тем, как ответить, я задумался.

– Может, миром решим. Но если нет, то или мы их, или они нас.

Сказал правду. Я пока не знал, какую роль играют во всей этой истории Вожеватовы. Но не сомневался, что разговор будет жарким. Поэтому нужно поспать, восстановить силы и поговорить с Орловым.

Деньги и одежда в этот раз были. Но я предпочёл не светиться в гостиницах и парках, а переночевал в лесу. По эту сторону полигона, конечно же. Утром поймал попутку до центра, нашёл место, где принять душ, привёл себя в порядок и обновил одежду в ближайшем магазине. Перед тем, как действовать дальше, мне нужна была информация. Я завтракал в кафе, когда услышал знакомый голос.

– Приятного аппетита, Модест Альбертович. Получил ваше сообщение на пейджер. Рад, что вы живы.

Следователь Орлов. Я вызвал Петра Петровича, чтобы узнать об Игнате и Юле. Порывшись в памяти, понял, что информации недостаточно. С Юлей Модест стал встречаться за полгода до того, как я реинкарнировался. Познакомились на улице, «случайно». Тут я не удивился, что помог в этом Эдик Панкратов. То, что она из интерната я не знал. Дома у девушки не бывал, встречались только у меня. Да и встречи были «односторонние». Юля, когда ей надо было, сама находилась. Или звонила, или приходила. Я её никак вызвать не мог. Даже телефона не знал.

В интернате, что удивительно, о Юле тоже мало знали. Отец привёл её только в этом году. Где девушка была раньше и откуда она вообще взялась никто не знал. Поэтому, увидев Орлова и дав ему сесть за столик, я сразу начал с главного.

– Что вы можете рассказать о Вожеватовых?

– Вожеватовых?

Пётр Петрович улыбнулся и сделал заказ. Отвечать он не спешил. Когда официант ушёл, Орлов ещё подождал немного и продолжил.

– Помните, когда я подвозил вас с Бертой до интерната, вы сказали об Ольговичах? Я насторожился и спросил, откуда вы знаете. Но вы предпочли соврать, что подслушали разговоры курсантов.

Точно, было дело. Я тогда решил не афишировать установившуюся связь с Игнатом и того факта, что обнаружен бункер. Поэтому наврал, что в интернате ходят слухи, а я внимательно слушаю.

– Не стоило, Модест Альбертович. Слово «Ольговичи» редкое. Я бы даже сказал запрещённое. Не могли его произносить курсанты. Тем более в случайных разговорах, – Орлов вздохнул и решился. – Если бы я знал, что вы так далеко зашли, то поведал бы историю Игната Олеговича Вожеватова и Юлии Борисовны Вожеватовой.

– Борисовны? Она разве не Игнатовна?

– О, нет. Юля не дочь Игната. Она его жена.

Глава 24

Мне шестнадцать, мне шестнадцать. Вот, блин, пигалица-переросток! Понадобилось полминуты, чтобы прийти в себя.

– Теперь я вас очень внимательно слушаю, Пётр Петрович.

И Орлов рассказал. Сенсорика подсказала, что следователь выкладывает все карты. Конечно, пару козырей и краплёных тузов оставил за пазухой, но я не сомневался, что разговор решающий. Следователь снял с меня маску для сна и показал, наконец, во что я играю и с кем.

Двести лет назад старейшие бояре России взбунтовались. Боярский род, основанный больше тысячи лет назад княжной Ольгой, перестал проявлять уважение Императору. Ольговичи решили, что Император напрасно не сближается с европейскими королевствами. Что Империи необходима культурное обновление. И вообще, России не помешает парламентская республика. Ольговичи на тот момент были сильнейшим властным кланом не только России, но и, пожалуй, всего мира. Поэтому смещение Императора и превращение Империи в парламентскую республику считалось делом почти решённым.

Однако в России нашлись силы, которые поддержали Императора. Разрозненные и постоянно воюющие друг с другом кланы дворян неожиданно быстро объединились. К ним присоединились бояре, притеснённые и несогласные с Ольговичами. В результате многолетней войны Император остался у власти. А на Ольговичей наложили «запрет памяти». Под страхом пыток и каторги запрещалось произносить само слово «Ольговичи». И вообще хоть как-то вспоминать княжну Ольгу и всех бояр, кто вёл от неё род. Упоминание стёрли из всех исторических документов.

– А что случилось с самими Ольговичами? – спросил я.

– Вырезали. Всех. Даже младенцев, – холодно ответил Орлов. – Поймите, Модест Альбертович, времена были суровые. Междоусобица длилась несколько лет. За это время Империя потеряла четвёртую часть земель, много людей погибло. Поэтому, когда победитель определился, люди закрыли глаза на кровавую зачистку. Народ устал.

В следующие двести лет никаких политических потрясений в Империи не происходило. Даже более того. В последние тридцать лет идеи Ольговичей возродились. Сближение с Европой, перенятие опыта и культурных традиций. Многие аристократы и обычные граждане открыто поддерживали «Сенатское движение». Или, как их называли, «Сенатских». Тех, кто предлагает постепенный отход от монархии в пользу парламентской республики, но с сохранением Императорской династии. С церемониальными функциями Императора. Чтобы оставался моральным эталоном для общества.

– Более того, Модест Альбертович, – говорил Орлов. – Пятая часть генерал-губернаторов открыто поддерживает Сенатских. При этом Наше Императорское Величество не только назначает их на столь высокие должности, но и регулярно приглашает ко двору.

– А чего тут удивительного? Противовес, – пожал я плечами.

Орлов внимательно посмотрел на меня. Пожалуй, зря я это сказал. Продолжал бы играть роль семнадцатилетнего юнца. Сильного бойца, однако ничего не понимающего во властных игрищах. Ладно, уже сказано.

– Вы правы, Модест Альбертович. Основной политический клан России это мы. Державники. Те, кто считает, что у России свой собственный путь, а Европа нам не