Чуть дальше завыл волк. Его шкура почернела, а между пальцами лап потянулись тонкие перепонки тени. Зверь растворился в воздухе и тут же материализовался в нескольких метрах от прежнего места, словно научившись ходить сквозь пространство.

Стая ворон, попавшая в эпицентр выброса, закружилась в безумном танце. Их перья загорелись чистым светом, превращая птиц в летающие факелы. Они не сгорали, а наоборот — становились ярче, их крылья оставляли за собой светящиеся следы в воздухе.

Даже растения менялись. Древние дубы скрипели и стонали, их кора покрывалась светящимися венами, а листья переливались всеми оттенками зелёного. Корни вырывались из земли, извиваясь в воздухе, словно тянулись к источнику энергии.

Весь этот хаос трансформации длился не больше минуты. Затем волна схлынула, оставив после себя лес, населённый совершенно новыми созданиями.

Прилив…

И в вышине этого Раскола, кружили огромные и уродливые силуэты невообразимых существ. Они то появлялись в переливах света, то растворялись в багровых облаках.

Иногда эти тени издавали звуки — что-то среднее между пением и стоном.

И там, в самых глубинах расколотого неба, где тьма была настолько плотной, что обретала почти физическую форму, я увидел пару горящих жёлтых глаз.

Они смотрели прямо на меня.

Теневой волк.

Сначала я видел только эти глаза — два жёлтых фонаря в абсолютной черноте. Потом начал различать контуры чудовищных размеров головы. А затем зверь медленно, с королевским достоинством поднялся из пучины мрака.

Он был огромен — больше медведя, больше любого зверя, которого я видел. Его шкура была соткана из живых теней, которые извивались и переплетались. Взгляд волка был полон древней, беспредельной ненависти. Ненависти к тем, кто сотворил это с ним.

Кто запер его в Расколе.

Волк внезапно оскалился и посмотрел прямо на меня.

Я почувствовал, как этот взгляд проникает в моё сознание, читает мои мысли, изучает страхи. Холод пробежал по позвоночнику.

А затем морда начала меняться.

Тёмная шкура светлела, приобретая благородный серебристый оттенок. Жёлтые глаза тускнели и становились знакомыми. Звериная пасть, полная клыков, принимала более изящные, благородные черты.

Уши заострялись, морда удлинялась, хищный оскал сменялся мудрым, внимательным выражением.

Режиссёр.

Мой питомец смотрел на меня из глубин Раскола, и его серебряные глаза горели тревогой.

Одно-единственное слово пронзило мой разум.

ПРОСНИСЬ.

Я очнулся так резко, словно выстрелил из пружины. Сердце колотилось как бешеное, холодный пот покрывал лоб и спину. Руки дрожали, а во рту стоял металлический привкус страха.

Первые лучи рассвета пробивались сквозь густые еловые ветви, окрашивая наше убежище в мягкие зелёные тона. Воздух пах свежестью после дождя, мокрой землёй и хвоей. Где-то вдали щебетали птицы, приветствуя новый день.

Обычные, мирные звуки. Но дело было даже не в кошмарном сне.

От Режиссёра доносился тревожный импульс, который нёс дозор на дальних подступах. Чувство надвигающейся опасности, холодное как лёд.

Опасность была близко. Очень близко.

Преследователи приближались.

Я рывком поднялся, мгновенно сбросив остатки сна и кошмара. Каждая мышца налилась напряжением, разум прояснился, инстинкты заострились. Натянул плащ, застегнул пряжки, проверил крепления рюкзака. Сунул в ножны клинок, убедившись, что лезвие выходит легко и бесшумно.

Каждое движение было отточено до автоматизма — за годы в тайге я научился просыпаться и моментально приходить в боевую готовность. Пока мозг ещё разбирается со сном, тело уже готово к бою или бегству.

— Стая, ко мне, — мысленно рявкнул я. — Сворачиваем лагерь. Немедленно.

Через несколько минут все патрульные были возле меня.

Стая насторожилась, чувствуя напряжённость момента. Их инстинкты вторили моим — опасность витала в воздухе, как запах дыма перед пожаром.

Красавчик тревожно заурчал, прижимая уши к голове. Его более острые инстинкты улавливали угрозу лучше моих. Затем он поднял морду и принюхался к ветру. И тут же передал мне образ: массивная фигура, запах крупного медведя…

Григор. Очень близко. К концу дня мы должны были выйти к территории отшельника.

— Нас почти настигли, — тихо проговорил я, быстро стирая все следы нашего пребывания в убежище. Разгладил примятую траву, где спал, стёр отпечатки ног, убрал мелкие ветки, которыми маскировал вход. — Придётся петлять. Попробуем сделать из этого преимущество.

Проблема требовала тонкого решения. Открытое столкновение с преследователями сейчас граничило бы с самоубийством — их истинные возможности оставались неизвестны. Особенно после того, как они сумели выследить меня, несмотря на все мои уловки.

Но у меня всё ещё был козырь, которого не хватало любому городскому следопыту — я умел растворяться в лесу без следа. Просто придется поднапрячься.

Мне нужно было одновременно решить две задачи: оторваться от назойливых «нянек», не раскрывая им своей истинной цели, и попытаться найти Григора.

Выбравшись из убежища, я огляделся, оценивая местность свежим взглядом. Дождь прошёл, оставив после себя влажную, мягкую почву — идеальную для чтения следов. Земля была податливой, как мокрая глина, готовая запечатлеть каждый шаг.

Любой мой отпечаток будет виден опытному следопыту. История моего пути, направление движения, даже примерная скорость и усталость — всё это можно прочесть по следам.

Но именно это я и собирался использовать против преследователей, хоть и избегал подобного раньше.

— Карц, — позвал я, присаживаясь на корточки перед ним.

Лис настороженно замер, его умные глаза внимательно следили за моим лицом, пытаясь понять, что я задумал.

— Создай мою копию.

Карц сосредоточился, его огненная аура на мгновение вспыхнула ярче, воздух вокруг него заплясал от жара. Магическая энергия сгустилась, закрутилась вихрем, и рядом с нами появился…

Я сам.

Точная копия, вплоть до малейших деталей одежды. Тот же плащ с потёртостями на локтях, те же сапоги с царапинами от камней. Даже нож на поясе был воспроизведён с пугающей точностью.

«Второй Максим» стоял передо мной с немного отсутствующим, стеклянным взглядом, как марионетка, терпеливо ожидающая команд кукловода. Дышал он едва заметно — грудь поднималась и опускалась с механической регулярностью, но без живого ритма настоящего человека. Моргал редко, через строго определённые промежутки времени. Почти живой, но не совсем. В этом «почти» и крылась вся жуткость иллюзии.

Воздух вокруг копии слегка мерцал, словно в жаркий день над раскалённым камнем. Я поддерживал навык своей энергией ядра, и чувствовал, как это даётся с усилием. Но результат того стоил.

Странно и жутковато видеть себя со стороны.

Брррр…

Впервые в жизни я мог оценить, как выгляжу в глазах других