Проснулся от оглушительного и яростного стука в дверь.

Солнечный свет уже заливал комнату.

— Кирилл! Открывай! Инспекция! Ты там до полудня проспать решил⁈

Голос был молодой, энергичный.

Митя.

Сердце забарабанило в груди. Я посмотрел на все ещё без задних ног дрыхнущую рядом обнажённую девушку — сестру Дмитрия Романова.

Открыть дверь — значит подставить под удар и себя, и её.

Не открыть — вызвать немедленные подозрения и вопросы, на которые у меня не было честных ответов.

Стук повторился, уже более настойчивый.

— Киря, чёрт возьми, я знаю, что ты там! Открывай.

Я зажмурился, прикидывая варианты.

— Митя, — пробасил я в тишину комнаты, пахнущую женскими духами. — Чёрт возьми! Митя, только не сейчас…

Глава 23

Оглушительный стук в дверь, ведущую из коридора прямо в мои апартаменты, превратился в настойчивую дробь. Сомнений не оставалось: Дмитрий не намерен уходить.

Метнул взгляд на Соню.

Она уже не спала, серые глаза были ясными и насмешливыми, словно эта ситуация только забавляла девушку. Русые волосы рассыпались по подушке, резко контрастируя с белизной кожи.

Адреналин требовал действия, но научный ум призывал к холодному расчёту.

Открыть — значит подставить под удар репутацию дочери Императора и мои дружеские отношения с младшим сыном Императора.

Не открыть — вызвать немедленные подозрения и гнев, которые сейчас совсем ни к чему.

Быстрым жестом я показал Соне на гардеробную, затем на потайную дверь в кабинет, которая была скрыта в стене рядом с кроватью.

План был прост: ей — спрятаться, мне — выйти к Мите через кабинет, создав впечатление, что я находился там.

Соня едва заметно кивнула, губы тронула лёгкая улыбка, что сводила меня с ума всю эту ночь. Бесшумно соскользнув с кровати, девушка схватила свои вещи и скрылась в глубине гардеробной.

Накинув халат, первым делом распахнул настежь окно. В комнату ворвался свежий, солёный ветер с моря, который должен был рассеять приятный аромат духов девушки. Убедившись, что на кровати не осталось явных следов присутствия второго человека, я прихватил с туалетного столика визитницу с антимагическими пластинами и направился к потайной двери.

Прошёлся по кабинету и, сделав глубокий вдох, отодвинул засов и распахнув дверь в коридор.

Друг стоял напротив двери в мои апартаменты и барабанил в неё.

— Митя, — пробасил я, делая вид, что только что отвлёкся от бумаг. — Чёрт возьми, что ты там творишь?

Дмитрий Романов повернулся на мой голос, его лицо было озабоченным, но не гневным.

Друг подошёл, и мы крепко пожали друг другу руки. Однако его взгляд, скользнув по моему помятому виду, тут же устремился через моё плечо, в приоткрытую потайную дверь, ведущую в апартаменты.

— Крепко ты спишь, — произнёс он, а в голосе зазвучала лёгкая, но отчётливая подозрительность. — Я уж думал, ты там не один и развлекаешься с кем-то в разгар рабочего дня. Выглядишь, скажем так, изрядно потрёпанным.

— Развлекаюсь? — я с горькой усмешкой провёл рукой по лицу, изображая крайнюю усталость. — О, будь у меня на это время и силы…

В этот момент, словно по мановению волшебной палочки, в дверях кабинета возник Меркулов с подносом, на котором дымились две чашки крепкого кофе. Его появление было настолько своевременным, что показалось провидческим.

— Ваше сиятельство, Ваше Высочество, — почтительно поклонился Василий. — Как раз принёс кофе. Кирилл Павлович изрядно устаёт в последнее время. Работает, не щадя своего здоровья, круглыми сутками.

Я мысленно возблагодарил провидение за такого секретаря.

Митя, кажется, немного смягчился, но его взгляд ещё раз скользнул в сторону двери, ведущей ко мне в спальню.

Через щель была видна лишь часть комнаты, залитая утренним солнцем, и краешек аккуратно застеленной кровати.

Когда она только успела?

Но ничего подозрительного, если не считать лёгкого дуновения морского ветра, вытеснявшего последние нотки духов.

— Пойдём покажу, чего я тут добился за это время, — я в приглашающим жесте указал на кресла около кофейного столика, окончательно уводя внимание друга в нужное направление.

— Давай, — Митя направился к креслу, ещё раз кинув взгляд на дверь в мои апартаменты.

— Василий, будь добр, принеси, пожалуйста, свежие карты и графики по логистике.

Через десять минут мы уже склонились над большим столом, заваленным картами и диаграммами. Кофе и деловой настрой сделали своё дело: напряжение и подозрительность друга спали.

— Смотри, — я ткнул пальцем в схему железнодорожных путей. — Грузовые потоки в Балтийск выросли втрое. Город обеспечивается всем необходимым: стройматериалами, провизией, оборудованием.

— А обратно, — поинтересовался Митя, — пустые вагоны гоняешь?

— Ну что ты? — я улыбнулся. — Обратно везут то, что даёт нам море. Вернее, пока что одна только «Мель».

— «Мель»?

— Колония «Покровск». Её все моряки «Мелью» обзывают за малые глубины. Телепорт, ведущий в неё, расположен в черте города. Да чего я рассказываю, ты же сам его открывал!

Митя довольно кивнул, бросая взгляд в окно, словно надеясь увидеть там тот самый телепорт.

— Крупных тварей там нет, а мидии, крабы и ламинарии — наш насущный «хлеб». Всё это замораживается артефактами прямо в вагонах-рефрижераторах и расходится по всем колониям. Взамен мы получаем фрукты, зерно, ткани. Экономика стала самоокупаемой, Митя. Более того, прибыльной.

Я с гордостью продемонстрировал графики роста населения Балтийска.

— Беспроцентные ссуды на жильё, программа поддержки ремесленников — всё это дало результат. Город медленно, но верно оживает.

Романов довольно закивал на этих словах.

— Основная проблема, — я перешёл к самому больному, — это, как и прежде, море вокруг «Новоархангельска». График академика Петровского показывает, что при нынешних темпах на зачистку уйдёт минимум несколько лет.

На моём лице появилась тень разочарования.

— Но зато потом мы будем иметь доступ к богатой рыбой акватории. С сухопутными рубежами у нас всё хорошо, — добавил я уже более бодро, — тут мы надёжно прикрыты.

Митя фыркнул.

— Да, знаю, как они закрыты! О твоём «сафари» наслышаны не только в колониях, но и на «большой земле». Даже при дворе некоторые именитые графы и князья порываются приехать пострелять по твоим монстрам. И про Павловский вокзал тоже все говорят. Ты становишься знаменитостью, Киря.

В его словах не было упрёка, скорее, одобрительное удивление.

Для учёного-интроверта, каким я был в прошлой жизни, такая слава — сомнительное достижение. Но здесь, в этом мире, это инструмент влияния.

— Знаменитостью? — я усмехнулся. —