Бежал вниз по улице. Потоки воды превратили её в скользкую реку. Несколько раз чуть не упал, поскальзываясь в наступающей темноте.

Когда подбегал к кузне, из её тёмного проёма вышла огромная и бородатая фигура. Вспышка молнии на мгновение выхватила из мрака хмурое лицо мужчины.

Гуннар, судя по всему, не выдержал и направился обратно к алхимику, чтобы проверить меня. Мужик что, беспокоился?

Старик остановился, увидев мой бегущий силуэт. И когда подбежал ближе, мне не показалось — тот правда облегчённо выдохнул, выпуская облачко пара в холодный воздух.

Остановился перед ним, тяжело дыша. Дождь стекал по лицу, но я его почти не замечал. Старик молча разглядывал меня несколько секунд, взгляд очень внимательный.

— Поставил на ноги тебя этот болотный червь? — прорычал Гуннар голосом, в котором смешалось облегчение и недоверие.

Я кивнул.

— Да, мне легче, мастер. Спасибо, что позаботились.

Слова прозвучали искренне, ведь правда был благодарен. Старик не бросил меня, а отвёл к тому, кто мог помочь. В этом жестоком мире это было сродни подвигу.

Взгляд кузнеца, едва различимый во мраке и сквозь плотную стену дождя, на мгновение потеплел, потеряв обычную жёсткость. Его глаза дрогнули.

— Да… — мужик хрипло откашлялся. — Пошли в кузню. Согреешься.

Коротко кивнул на тёмный проём двери, откуда тянуло теплом и запахом угля.

Не говоря больше ни слова, я прошёл мимо него, зашёл в согретое и уютное помещение. Мужчина вошёл следом и с глухим стуком закрыл за тяжёлую дверь, отсекая рёв бури.

Дождь барабанил по стенам и соломенной крыше, его монотонный стук перекрывал даже треск углей в остывающем горне. Из нескольких дыр в крыше с тихим звоном капала вода в подставленные миски на полу. «Нужно будет заняться ремонтом,» — машинально отметил про себя.

Здесь, в своём мире, сразу стало теплее и спокойнее. Опустился на табурет у стены и поднёс озябшие руки ко рту, согревая горячим дыханием. Не скажу, что сильно замёрз, но так было легче.

Кузнец прошёл вглубь мастерской. Несколько секунд молча стоял, глядя на пляшущие в очаге языки пламени, широкая спина была напряжена. Затем, не поворачиваясь ко мне, Гуннар сказал:

— Знаешь, щегол…

Голос дрогнул так сильно, что старик осёкся на полуслове и замолчал, явно пытаясь взять под контроль эмоции, которые грозили вырваться наружу. Было видно, как огромные пальцы нервно теребят друг друга, затем мужчина сжал их в такой массивный кулак, что костяшки побелели. Тишина в кузне стала тяжёлой, нарушаемая лишь стуком дождя и шипением углей.

Поднял на кузнеца глаза, ожидая, что тот скажет дальше.

— Я ведь думал, что ты никчёмный, — произнёс это тихо, глядя в огонь. — И относился к тебе…

Старик снова замолчал, собираясь с духом.

— … скверно относился, — с трудом закончил, подобрав, наконец, слово. — Ты не держи на меня обиды, щегол. Я ведь не самый приятный человек, если посудить.

Гуннар закончил и замолчал — просто стоял, огромный и неподвижный. Огонь из горна отсвечивал на его мокром профиле, на выступающих скулах и огромной бороде, с которой всё ещё стекали капли дождя. Не знал, что ответить — то было не раскаяние в привычном смысле, скорее грубая и неуклюжая попытка мужчины, не умеющего говорить о чувствах, признать свою неправоту.

И суть была в том, что я почему-то уже не злился на него. Может, потому что понимал, что за жестокостью скрывалась боль и разочарование от жизни, а может, потому что Кай — тот мальчик, который был во мне, просто устал ненавидеть.

— Мастер. Всё в порядке, — сказал тихо и просто.

Старик не пошевелился. И тогда я сам решил разрядить тишину.

— Вы конечно меня тогда чуть не утопили, — припомнил нашу первую встречу в этом теле, когда мужик окунал меня головой в бочку. Уголок рта невольно дёрнулся в улыбке. — Но с кем не бывает, в конце концов?

Тихо усмехнулся и смешок получился нервным, но искренним. Гуннар нахмурился, медленно переводя на меня тяжёлый взгляд. Глядел, как я пытаюсь сдержать неуместную, на первый взгляд, весёлость.

И вдруг суровое лицо старика дрогнуло. Один-единственный глухой хохот вырвался из его лёгких, будто кашель. Затем ещё один, уже громче. А потом его огромное тело затряслось, и кузню наполнил низкий раскатистый хохот. Мужчина смеялся, запрокинув голову и хлопая себя по колену.

— Ну ты сказанул, недоносок! — пророкотал сквозь смех, утирая выступившие слёзы тыльной стороной ладони. — Ну, насмешил! С кем не бывает… Ах, чтоб тебя!

И я, глядя на кузнеца, тоже рассмеялся открыто и свободно — впервые за всё это время. И этот совместный смех в маленькой кузне, под аккомпанемент дождя, смыл всю старую боль, обиды и страх. В этот момент мы перестали быть мастером и рабом, но будто стали двумя кузнецами, стоящими в начале чего-то нового.

— Но мастер Гуннар, — вырвалось у меня неожиданно серьёзно, прерывая его затухающий смех.

Тот сразу напрягся, и веселье испарилось.

— Если вы пореже будете называть меня такими словами, — я тщательно подбирал выражения, — так будет лучше. Для дела.

Мужчина замер, глядя на меня несколько секунд, а затем задумчиво почесал красный нос-картошку.

— Так если ты щенок, как тебя по-другому-то называть? — абсолютно серьёзно спросил мужик, глядя на меня как на ходячую загадку.

Я пожал плечами.

— Не знаю, — сказал тоже серьёзно, без тени улыбки. — Кай, например. Мне нравится, когда меня называют Кай.

Мужчина стоял очень долго, глядя на меня так, будто видел впервые. Не забитого сироту или неуклюжего подмастерья, а кого-то, кто имеет право просить. Затем Гуннар едва заметно кивнул.

— Ну хорошо, Кай, — старик вздохнул тяжело, словно прощаясь не просто со словом «щенок», а с целой эпохой, где всё было просто и понятно. — Кай, так Кай. Какая, в конце концов, разница.

— А про алхимика… — начал тут же, не давая и секунды паузы, пока кузнец был в состоянии согласия. — Вы не платите ему ничего за моё «лечение». Не нужно.

Выпалил жёстко, с нажимом, и тут