Сегодня она выглядела не как измотанный главврач провинциальной больницы. Темно-синее шелковое платье подчеркивало фигуру, которую она обычно прятала под бесформенным белым халатом.

Волосы, всегда собранные в строгий, неумолимый пучок, мягкими волнами ложились на плечи. Даже морщины, те самые «гусиные лапки» в уголках глаз, казались не следами хронической усталости, а отметинами мудрости и жизненного опыта.

— … и представь, Анна, — голос напротив нее звучал с той интимной теплотой, которую слышали лишь немногие. — Они проводят допрос, и вдруг их главный следователь — здоровенный болгарин с усами как у Буденного — падает в обморок! Оказывается, он сам по ошибке выпил настойку белладонны, которой хотел опоить подозреваемого!

Корнелий Фомич Мышкин рассмеялся — не холодным, режущим смешком инквизитора, которым он пугал подследственных, а искренним, почти мальчишеским смехом.

Без своего черного плаща он выглядел совсем иначе. Просто мужчина средних лет в хорошо сшитом костюме. Легкая седина в висках придавала солидности, но не старила. А глаза, обычно холодные и оценивающие, сейчас светились живым весельем.

— И что было дальше? — Анна наклонилась вперед, невольно улыбаясь. Когда она в последний раз просто слушала забавную историю? Без подтекста, без скрытых угроз, без необходимости анализировать каждое слово на предмет двойного дна?

— Дальше — цирк! Подозреваемый — контрабандист из Сербии — увидел, что следователь рухнул, решил, что это божественное вмешательство, и начал каяться! Выложил все: схемы поставок, имена подельников, даже тайник с товаром показал. А когда несчастный болгарин очнулся, ему вручили уже готовое, подписанное чистосердечное признание!

Анна рассмеялась. Настоящим, искренним, почти забытым смехом, от которого на глазах выступили слезы.

— Средневековье! — выдохнула она. — В двадцать первом веке, в эпоху магии и технологий — белладонна для допросов!

— Именно это я им и сказал! — Корнелий достал из кармана небольшой прибор, похожий на старинный монокль с тонкими проводами. — Показал наш ментальный сканер последней модели. Знаешь, как они на него смотрели? Как дикари на огонь! Крестились, шептали заклинания от сглаза!

— И все-таки ты поехал к ним сам, — Анна медленно покрутила бокал, наблюдая, как вино оставляет на тонком стекле изящные «ножки». — Международная операция по перекрытию канала поставок — это не уровень провинциального инквизитора. Даже такого талантливого.

Корнелий пожал плечами, но в его глазах мелькнуло довольство. Ей нравилось, что она замечает его успехи. Ценит.

— А что делать? Вся эта сеть началась здесь, в Муроме. С одного идиота-аптекаря по фамилии Корлоков. Решил подзаработать на продаже запрещенных алхимических стимуляторов — тех самых, что ваши студенты-медики так любят использовать перед экзаменами. Думал, мелкий бизнес, локальный. А оказалось — щупальца по всей Восточной Европе.

— Корлоков? Тот, что на Пушкинской?

— Он самый. Кстати, его племянница у вас медсестрой работает. Зотова.

Анна нахмурилась. Зотово… что-то знакомое. Ах да, та самая амбициозная ординаторша, с которой грудь четвертого размера. Все лекари шеи сворачивают, когда она по коридорам идет.

— Надеюсь, она не замешана?

— Проверяли. Чиста. Но характер у нее… — Корнелий поморщился. — Допрашивал ее как свидетеля. Такое ощущение, что она меня готова была скальпелем зарезать за то, что я посмел усомниться в ее кристальной честности.

— Это семейное, — усмехнулась Анна. — Корлоков тоже тот еще фрукт был. Помню, как он приходил ко мне с жалобами, что наши лекари слишком мало выписывают его «чудодейственные» травяные сборы.

Официант — молодой парень с идеально отрепетированной улыбкой — бесшумно подошел, подлил в бокалы охлажденное вино. Корнелий кивком поблагодарил его и дождался, пока тот отойдет на безопасное расстояние.

— Хватит о работе, — сказал он тихо, и его голос изменился, стал глубже и проникновеннее. — Я два месяца провел в поездах, гостиницах и допросных. Два месяца не видел тебя из-за этой чертовой командировки. Не слышал твой голос. Разве что во сне.

Анна почувствовала, как к щекам приливает краска. Она все-таки, железная леди муромской медицины, а краснеет как институтка от нескольких теплых слов.

— Корнелий…

Он мягко накрыл ее руку своей. Его ладонь была теплой и сильной.

— Анна, я серьезно. Я скучал, — он мягко накрыл ее руку своей. Прикосновение было теплым, надежным, и от него по телу Анны пробежала легкая дрожь. — Я знаю, мы договорились — никаких публичных проявлений. Твоя репутация, моя должность, все эти неизбежные сплетни… Но иногда, Анна, мне хочется послать все это к черту и просто быть с тобой. Открыто. Честно.

— Ты же знаешь, почему мы не можем…

— Знаю. Главврач и инквизитор — это как огонь и порох. Стоит нам официально объявить о своих отношениях, и каждое твое решение, каждое мое расследование будут рассматриваться под микроскопом. «А не покрывает ли Кобрук нарушения в своей больнице?» «А не закрывает ли Мышкин глаза на проблемы, потому что спит с главврачом?»

Анна медленно перевернула ладонь и переплела свои пальцы с его.

— Но это не значит, что я не скучала. Эти недели были… — она замолчала, подбирая слова. — Адом. Эпидемия, Журавлев со своей карательной инспекцией, Разумовский со своими безумными авантюрами, этот кошмар с разработкой антидота… Я держалась только на мысли, что ты вернешься.

— Я здесь. И никуда больше не уеду. По крайней мере, в ближайшее время.

— Обещаешь?

— Клянусь Кодексом Инквизиции.

— Ну если Кодексом… — она улыбнулась. Первая настоящая, теплая улыбка за долгие недели.

Корнелий поднял свой бокал.

— За нас. За то, чтобы пережить этот кошмар. Вместе.

— За нас, — эхом отозвалась Анна, поднимая свой.

Бокалы соприкоснулись с тихим, мелодичным звоном. Хрусталь против хрусталя — чистый, честный звук. Как их чувства — скрытые от всего мира, но от этого не менее настоящие.

Они смотрели друг на друга, и мир вокруг словно исчез. Не было ресторана, других посетителей, снующих официантов. Только они вдвоем, в этом украденном моменте тихого, выстраданного счастья посреди всеобщего хаоса.

И именно в этот момент — потому что судьба, как известно, обожает черную иронию — зазвонил телефон.

Мелодия звонка разрезала уютную тишину их столика как хирургический скальпель. Анна инстинктивно потянулась к телефону, лежащему рядом с тарелкой, но на полпути остановилась. Сейчас, в этот самый момент, она не хотела возвращаться в реальность.

— Не бери, — тихо попросил Корнелий. — Пусть весь мир подождет еще пять минут.

Но Анна уже смотрела на экран. Привычка главврача — всегда быть на связи, всегда готовой к очередной катастрофе — взяла верх.

На экране высветилось имя: «Шаповалов Игорь Степанович».

Лицо Анны изменилось мгновенно. Расслабленность исчезла, как утренний туман под