Я хмыкнул.

Юрий Григорьевич сунул в рот печенье.

— Работать, как все, — повторил я. — Да, дед. Это единственный возможный вариант. Работать слесарем на заводе, жениться на соседке, жить в своём квартале и не высовывать из него нос. Если сольюсь с толпой, не буду отсвечивать — вероятно, так я и проживу в СССР до его развала. Вот только рядом с Еленой Лебедевой я уже буду не «как все», дед. Лебедева для меня в СССР — не вариант.

Я пару секунд прободался с жующим прадедом взглядами и добавил:

— Ты и сам это понял. Раз ничего сейчас не спросил. Мои нынешние документы сгодятся для отдела кадров завода. Или для участкового. В мои рассказы о Владивостоке поверят только девчонки и простаки. Стоит лишь копнуть мою биографию, как найдётся и настоящий Красавчик. Который трудится сейчас на заводе «Металлист». Вопросы ко мне возникнут быстро. Тут без вариантов, дед.

Я улыбнулся.

— Путешествие во времени — это последнее, что придёт в голову нашим советским контрразведчикам. А вот шпиона во мне распознают сразу. Это ведь самое логичное объяснение моим липовым документам и историям. Чем тогда порадует меня, Родина, дед? Да и плохо это отразится на карьере Лебедевой… кем бы я в итоге ни оказался: иностранным шпионом или человеком из будущего.

Я склонил набок голову и заявил:

— Лебедева станет большой звездой, дед. Её свет не даст мне остаться в тени. Да и не хочу я остаться в тени. Ни в чьей. Вы живёте с надеждой на светлое советское будущее, дед. Строите коммунизм. Я в это всё уже не верю. Потому построю светлое будущее сам. Хотя бы для себя и для своих близких. Но в СССР такое не получится. Нет у меня волшебной таблетки для спасения этой страны.

Я вскинул руки и тут же прижал их ладонями к столешнице.

— За границей меня, само собой, поначалу тоже примут за шпиона КГБ. Но в Страшную Сибирь они не поедут: в мою биографию капиталисты далеко не зароются. Покажут мою рожу всему миру по телевизору. Сделают из меня жертву советского режима. Но в тюрьме не сгнобят. Потому что это спугнёт других будущих перебежчиков. А на Западе я развернусь по полной программе, дед…

Я улыбнулся и пообещал:

— Встречу вас после перестройки хлебом-солью и с распростёртыми объятиями. Даже Лебедевой помогу. Чтобы она не снялась в девяностых в рекламе прокладок. Это лучший вариант, дед. Думаю, ты и сам это уже понял. А для меня он ещё и единственный приемлемый. Так что планы у нас прежние. Тренируюсь что есть сил. А в октябре… в любом случае, дед: я уеду и Союза.

Я тут же добавил:

— Очень надёюсь, дед, что следующей весной на свадебных фотографиях Александровых я увижу и тебя.

— Я тоже на это надеюсь, Сергей, — ответил Юрий Григорьевич.

Утром во вторник голова ещё болела (пусть и не так сильно, как ночью). Но днём головная боль исчезла — я почти четыре часа поспал. Порадовался, что во вторник я восстановил свой режим: пробежка, зарядка, дневной сон.

К Александровым я отправился до возвращения с работы Юрия Григорьевича. Ещё вчера вечером я заявил прадеду, что не отменил сегодняшнюю тренировку «поиска». Лишь перенёс её на поздний вечер: приступлю к ней по возвращении домой.

Поездка к Аркадию сегодня уже не виделась мне удачной идеей. Я сам себе пообещал, что в гостях не задержусь. Тем более что только в понедельник утром Александров-младший уже посвятил меня во все свои новости.

Александровы сейчас проживали в двадцати минутах ходьбы от станции метро «Проспект Вернадского». В панельной пятиэтажке. В этой «старой» квартире Сан Саныча я побывал за свою прошлую жизнь раз десять. Сначала помог вывезти из неё вещи погибшего в девяносто втором году дяди Аркадия: квартиру тогда готовили к сдаче в аренду. Ещё через шесть лет я вместе с отцом перевозил оттуда мебель к бабушке на дачу. Потому что эту квартиру продали: мы тогда собирали деньги на лечение Сан Саныча.

Я вышел из метро на поверхность, сориентировался в считанные секунды. Сверился с часами (я сознательно приехал почти на час раньше уговоренного срока) и свернул с проспекта Вернадского к занимавшим первый этаж девятиэтажного здания магазинам. Заглянул в «Гастроном». Заполнил там тряпичную сумку съедобными подарками: вспомнил, что Аркадий ещё не получил аванс. Купил сыры, колбасы и конфеты. Специально для пятилетнего Васи взял большой украшенный цветами из крема торт.

С сумкой и с тортом в руках я спустился по ступеням магазина. Зажмурился от яркого солнечного света. Повернул в направлении Аркашиного дома.

Отошёл от ступеней магазина лишь на пять шагов, когда меня окликнули.

— Сергей! — раздался у меня за спиной женский голос. — Сергей! Серёжа, подождите, пожалуйста!

Я сделал по инерции очередной шаг. Остановился. Обернулся. Посмотрел на ссутулившуюся под тяжестью сумок с продуктами молодую женщину. Память послушно подсказала её имя.

Я недоверчиво покачал головой и улыбнулся.

Глава 23

— Сергей, подождите! — повторила Надя (я только сейчас сообразил, что не спросил тогда, в пансионате, её фамилию).

Надя улыбнулась (её покрытое веснушками лицо сейчас выглядело, будто позолоченное).

Она тряхнула рыжими волосами и воскликнула:

— Здравствуйте, Сергей! Я вас сразу узнала. Ещё там, в магазине. Только удивилась. А вы… уже ушли.

— Привет, Надежда, — отозвался я. — Разве мы ещё не перешли на «ты»?

Надя подошла ко мне, чуть запрокинула голову и ответила:

— Перешли… кажется.

— Не кажется, а точно.

Я окинул взглядом свою стройную молодую собеседницу, наряженную в голубое платье с короткими рукавами.

Потребовал:

— Давай мне свои сумки. Они сейчас руки тебе оторвут. У тебя уже плечевые суставы хрустят.

Надежда взглянула на мой торт и покачала головой.

— Не оторвут, — заявила она. — Я крепкая. Часто тяжёлое таскаю.

Тут же добавила:

— Я же комсомолка.

Посмотрела мне в глаза — в её взгляде я увидел добрую, почти щенячью радость.

Я усмехнулся, чуть наклонился к Надиному лицу — заглянул в глаза. Почувствовал на лице тепло Надиного дыхания. Перехватил ручки Надиных тряпичных сумок.

Надежда разжала пальцы.

— Серёжа…

Надя замолчала. Словно у неё не хватило воздуха, чтобы произнести всю задуманную фразу.

Я снова выпрямился, взвесил в руках заметно потяжелевшую ношу.

— Ты где живёшь, комсомолка? — спросил я.

Надежда приподняла брови.

— Разве Аркадий и Нарек вам не передали мой адрес? — спросила она.

— Не успели. Нарека в Москве я ещё не видел. Аркадия встретил в понедельник. Работал вместе с ним. Как раз сейчас иду к нему в гости.

Я чуть приподнял купленный только что в магазине торт.

Мне показалось, что Надины губы обиженно изогнулись. Наверное, всё же именно показалось, потому что Надежда мне снова улыбнулась.

— Ваши друзья мне рассказали, — сообщила она, — что вас тогда срочно вызвали на работу.

Я тряхнул головой и произнёс:

— Уехал по делу. По важному. Так куда мы идём, комсомолка? Провожу тебя. Если ты не против.

Надя потрясла головой.

— Не против, — ответила она. — Я… рада, что мы с вами… с тобой, Сергей, снова встретились. Сперва я даже не поверила, что это действительно вы… ты. В рубашке ты выглядишь очень… солидно.

Надежда вновь посмотрела мне в глаза, но тут же отвела взгляд в сторону. На её щеках запылал румянец. Надя снова улыбнулась и указала рукой в том направлении, где находился дом Александровых.

— Я вон там живу, — сообщила она. — Видите за тем деревом уголок пятиэтажки? Серый такой. Это и есть мой дом.

Надя повернулась ко мне. Поспешно убрала с лица локоны рыжих волос.

Я кивнул, бросил взгляд на циферблат своих наручных часов.

Посмотрел на конопатое лицо и сказал:

— Прекрасно. Нам с тобой ещё и по пути. Рад, что прогуляюсь в хорошей компании.

Надежда кивнула, стрельнула в моё лицо взглядом.