секунд слушал эту разноголосицу, а потом поднял руку, заставив всех замолчать.
— Офицер — это, прежде всего, ответственность, не только передо мной, но и перед вашими воями. Вы должны быть примером и постигать воинскую науку, не жалея сил. И того же требовать от тех, кто пойдет за вами. От этого будет зависеть исход боя — останетесь в живых или поляжете все до единого.
Произнося эти слова, я больше склонялся к тому, что все поляжем. Потому что знал, хоть и теоретически, тактику ведения боя пехотных подразделений с тем вооружением, которое имелось у Земной Федерации, но здесь этого ничего нет. Да и я всего лишь третий лейтенант и управлять такими крупными силами в бою не обучен, еще и не профильной специализации.
И даже если люди в совершенстве освоят ту тактику, которую я придумаю на ходу, то ее придется проверять в бою, и без крови тут явно не обойдется.
— Вы должны понять, — я повысил голос, чтобы меня услышали и остальные, — вы все должны понять, что здесь мы изгои. Никому не нужны, кроме самих себя, и помощи ждать не откуда. А сейчас там, — я указал в сторону Беловодья, — отчаянно сражаются люди и гибнут, чтобы дать вам время получить знания и навыки. Потому что рано или поздно, но нам придется вышвыривать этих дьявольских отродий с этой земли, иначе они придут к нам.
* * *
— Да какие из них сотники, тьфу ты, лейтенанты⁈ — распалялся Воледар, размахивая руками.
— А других у меня нету! — набычился я в ответ.
— Да они только вчера ушли с полей и даже путают лево с право! Ну какие из них вои?
— Так научи! — хлопнул я по столу рукой.
Проблемы с новоиспеченными лейтенантами начались уже на следующее утро. Официально принятые в дружину, да еще и в офицерских званиях, бывшие крестьяне чересчур возгордились этим фактом, и их самомнение взлетело до небес. Ну еще бы, в их прежнем мире стать воем означает подняться на одну ступень выше в социальной лестнице. А сделать это в офицерском звании — значит вообще приравняться к служивой знати.
Поэтому некоторые задрали нос, выпятили губу и начали всячески показывать вчерашним друзьям, какие они теперь важные. Дело дошло даже до мордобоя с увечьями — и это тогда, когда каждый человек на счету! Правда, случилось это не со всеми, а только с парой самых важных. Хотя, наверное, случилось бы и с другими, если бы я не вмешался и не наказал всех участников конфликта.
В итоге почти два десятка из новых воев сидят сейчас в холодной и будут там сидеть еще неделю. Офицеров, которые, по сути, и оказались причиной конфликта, прилюдно разжаловал в рядовые, с демонстративным срыванием погон. После чего отправил их к Варане подлечиться. А две роты, в которых произошел инцидент, сейчас сдают марафон под присмотром моей гвардии. В общем, раздал всем, воспитывая как личную ответственность, так и коллективную.
А что мне оставалось делать? Накажи я рядовых за то, что подняли руку на офицера, эти двое вознеслись бы еще выше. Только офицеров наказать — так тогда им будут бить морды по поводу и без повода. Может, оно, конечно, и хорошо, только правильность приказов не всегда будет совпадать с мнением подчиненных. И получим анархию: «Здесь выполняю, а здесь не хочу». Но есть у меня одна мысль по этому поводу. Может, офицеры и станут уважительнее относится к своим воям.
Ну а роты наказал за то, что не разняли и наблюдали, как толпа бьет одного. Да и вообще для профилактики. И поэтому на совещании обычно спокойный Воледар начал высказывать мне все, что он думает о моей затее. И сейчас мы, оба раскрасневшиеся от криков, смотрели друг на друга немигающим взглядом. Ну не понравилась ему моя идея, и я даже понимаю почему.
Он всю свою жизнь шел к тому, чтобы стать святороком, мне даже трудно представить, через что он прошел. А тут одним махом в офицеры, без долгих лет изнурительного служения. И, если честно, после инцидентов мне тоже идея показалась не очень. Но не видел я другого варианта ускорить процесс становления армейской структуры. Хотя, возможно, он и есть.
— Я думаю, что нужно успокоиться. — Отец Верилий положил свою израненную руку на руку Воледара и вкрадчиво посмотрел на меня: — Негоже князю распекать своего советника за его мысли. — Теперь он посмотрел на Воледара: — А советнику спорить со своим князем.
Через пару секунд лицо Воледара расслабилось, и, положив обе руки на стол, он опустил голову. Отец Верилий убрал свою руку и продолжил:
— Я думаю, что князь прав.
Воледар снова вскинулся, пытаясь возразить священнику. Но тот его опередил:
— Вспомни, как наши предки во главе с Акинфием очищали Беловодье от дьявольских созданий. Не было среди них ни служивого сословия, ни знати. Обычные люди, недавние пахари и кузнецы, которые в одночасье стали воями, десятниками и сотниками. Значит, и их потомки смогут.
Мгновение Воледар сверлил взглядом сидящего рядом с ним отца Верилия, а затем повернулся ко мне и со смирением сказал:
— Хорошо, я приложу все силы, чтобы сделать из них настоящих воев.
Но на этом Верилий не закончил и, уже обращаясь ко мне, произнес:
— Но и Воледар прав. Человек слаб перед искушениями, особенно перед гордыней. Тем более тот, кто не закалял свою волю и дух годами, как вои княжеской дружины. И ты, княже, должен в первую очередь подумать о том, как их укрепить, причем быстро.
— Хорошо, я подумаю над этим, — ответил я, вспоминая про «стойко переносить тяготы и лишения».
Конфликт был исчерпан. Воледар подошел к огромной карте Беловодья, висящей на стене моего, можно сказать, штаба, и принялся ее рассматривать. Карта была склеена из сотен листков, после чего Воледар и Кирим по памяти нарисовали очертания зоны обитания людей с названиями поселений. Конечно, о соблюдении масштабов и речи быть не могло, но это и не важно. Сейчас на ней я отмечал продвижение железодеев и места, где подобрали очередную партию беженцев.
Штаб вообще выглядел довольно аскетичным. Все те же каменные стены, грубо сколоченный стеллаж и такой же шкаф. Ну и длинный деревянный стол, за которым могут поместиться до двадцати человек. От чаровой мебели я решил отказаться, а то все здесь светилось бы голубым.
Помимо нас