В коридоре больницы пахло карболкой и травяными настойками. Я нашёл Светова в его кабинете — рыжебородый целитель склонился над медицинским трактатом, делая пометки на полях.

— Георгий, мне требуется твоя помощь, — сказал я без предисловий. — Мне нужно, чтобы ты следил за моими жизненными показателями следующие сутки. Я буду проходить испытание на ранг Магистра.

Светов встал, его мозолистые руки сжались в кулаки.

— Вы уверены? Постойте, у нас здесь нет достаточно укреплённой комнаты на случай выброса…

Я перебил его:

— Метод будет иным. Никакой дикой накачки Эссенцией. Но мне действительно потребуется отдельная палата, где нас никто не потревожит.

Георгий кивнул и повёл меня в дальний конец больницы, где располагалась изолированная палата для особо тяжёлых больных. Сейчас она пустовала — к счастью, после последнего нападения Бездушных все раненые уже поправились.

Я лёг на жёсткую больничную койку, положив рядом флакон. Светов проверил мой пульс, дыхание, температуру.

— Ближе к вечеру поставьте капельницу с глюкозой.

— Понял, — целитель достал свой набор инструментов, разложил их на столике. — Что-то ещё?

— Нет.

Я разложил вокруг себя сорок малых кристаллов — каждый способен дать от шести до двадцати капель. Щедрый запас для прорыва к рангу Магистра, но рисковать перед испытанием не хотелось. Нужна вся доступная сила.

Светов помог подготовиться — втёр в позвоночник раствор соли и угля, пока я создавал временные накопители. Целитель работал сосредоточенно, его мозолистые руки двигались уверенно и точно.

— Готово, — сказал он, отступая. — Теперь только от вас зависит.

Усевшись на больничной койке в позе лотоса, я сделал несколько глубоких вдохов. Целитель устроился в кресле у окна с медицинским журналом, но я чувствовал — он следит за каждым моим движением.

Первый кристалл растворился, отдав всего восемь капель. Энергия текла в меня ровными волнами, наполняя внутренний резервуар. С каждым кристаллом поток становился всё интенсивнее.

Граница приближалась — не стена, как при переходе к Мастеру, а целая горная гряда, которую предстояло преодолеть. Внутренние каналы начали гореть огнём. Каждая новая капля давалась с боем, словно организм сопротивлялся дальнейшему расширению.

На отметке в тысячу четыреста капель внутри что-то щёлкнуло. Не лопнула плотина — обрушилась целая дамба. Боль пронзила от макушки до пяток, заставив выгнуться дугой. По телу пробежали не искры — настоящие молнии, оставляя на коже узор Лихтенберга.

Дрожащими руками схватив флакон с зельем, я выпил одним глотком. Нельзя терять ни секунды — момент прорыва идеален для начала испытания, пока барьеры ослаблены. Вкус оказался ещё хуже запаха — будто проглотил жидкий металл, смешанный с полынью и прогорклым маслом. Желудок сжался, пытаясь вытолкнуть яд обратно, но я усилием воли удержал зелье внутри.

Эффект начался через несколько секунд. Сначала онемели пальцы рук и ног, затем холод пополз вверх по конечностям.

Продолжил осушать кристаллы, пока тело ещё отзывалось. Ещё четыреста с лишним капель влились в расширенный резервуар, доведя общий объём до тысячи восьмисот пятидесяти одной. В два раза больше поглощено за раз, чем было при переходе на ранг Мастера.

Сердце забилось реже, дыхание стало поверхностным. Веки отяжелели, словно к ним привязали свинцовые гири.

— Пульс падает, — услышал я голос Светова откуда-то издалека. — Сорок… тридцать пять… тридцать…

Реальность начала расплываться. Белые стены палаты потекли, как воск, потолок провалился в чёрную бездну. Я падал — или летел — сквозь слои собственного сознания, но вместо ожидаемого покоя меня встретил абсолютный хаос.

Образы, воспоминания, страхи — всё смешалось в безумный калейдоскоп. Лицо Хильды сменялось оскалом Алчущего. Детский смех Астрид переходил в предсмертный хрип воина. Запах свежего хлеба из пекарни Угрюма превращался в вонь гниющей плоти. Прошлое и настоящее, реальное и воображаемое — всё слилось в один бесконечный поток.

Я пытался ухватиться за что-то твёрдое, найти точку опоры в этом водовороте. Но каждая мысль рассыпалась, не успев оформиться. Каждое воспоминание искажалось до неузнаваемости.

«Барьеры… — с трудом сформулировал я в этом хаосе. — Мне нужно найти барьеры…»

Я заставил себя погрузиться глубже, туда, где хаос становился ещё плотнее. Там, в самой сердцевине моего существа, я начал различать структуры — тёмные узлы, опутавшие само ядро моей силы. Три барьера, сплетённые из вины, страха и сомнений. Каждый пульсировал собственной болью.

Я потянулся к первому, и меня накрыло видение.

Гнездо Алчущих возле Пскова. Я вижу всё глазами Синеуса, хотя никогда там не бывал. Мокрые каменные стены, покрытые какой-то склизкой субстанцией. Душный смрад, смешанный со страхом. Светокамни в руках воинов едва разгоняют кромешную тьму. Триста человек спускаются в эти проклятые туннели. Лучшие бойцы империи, закалённые в десятках сражений.

— Держать строй! — кричит Синеус, поднимая меч. — Щиты вверх!

Но Алчущие — Бездушные — нападают отовсюду. Они лезут из трещин в стенах, падают с потолка, вырываются из-под каменного пола. Чёрные тени с пустыми глазницами, щупальца вместо рук, пасти, полные игольчатых зубов.

Воины гибнут один за другим. Вот падает Ярополк — старый ветеран, научивший Синеуса держать щит. Алчущий вскрывает ему горло, и кровь фонтаном брызжет на стену, а душа погибшего уже улетучивается из тела. Следом гибнет Ивар — молодой боец, только женившийся месяц назад. Существо разрывает его пополам, и парень умирает, пытаясь удержать вываливающиеся внутренности.

От трёхсот остаётся сто. Потом пятьдесят. Двадцать. Десять.

Синеус стоит в центре крошечного круга выживших. Вспышка — его меч рубит, пронзает, крушит. Ещё вспышка — он прикрывает спиной раненого товарища. И ещё — яростный боевой клич, от которого, кажется, даже твари отшатываются.

Мой брат не сдаётся. Никогда не сдаётся.

Но я чувствую — нет, угадываю, домысливаю — как в какой-то момент что-то ломается. Когда от трёхсот остаётся десять. Когда кровь друзей пропитывает каждый камень. Когда даже воздух становится густым от смерти.

Образы мелькают обрывочно, словно я пытаюсь восстановить картину по осколкам разбитого зеркала. Тень, выступающая из мрака — монструозный силуэт Кощея в виде огромного червя. Бледная шкура. Чёрные вены на теле. Глаза… глаза уже мёртвые.

Синеус атакует — конечно, атакует, он же воин до мозга костей. Вспышка стали, окутанной магией, в темноте. Но клинок останавливает телекинез, ловит лезвие, и металл