явных швов. Илвасион уже пару дней за ней следил. Эта машина реже других уходила в глубины и дольше задерживалась на периферии узла.
Маг-писарь затушил лампу, оставив только кристалл на жезле, и замер в тени под аркой. Сфера неспешно проплыла мимо, повернув линзу в сторону одной из панелей и задержавшись, будто считывая состояния. Талморец дождался, когда механизм окажется как раз над участком пола, где в углублении проходил сервисный желоб, и действовал.
Левая ладонь сложилась в уже привычную печать. Импульс ударил не в корпус, а в воздух чуть ниже, сбивая траекторию. Сфера дёрнулась, потеряла устойчивость и рухнула под собственным весом в желоб, с глухим, почти обиженным звуком ударившись о металл. Вторая печать, направленная точно в стык между половинками корпуса, разорвала внутреннюю синхронизацию, не разбив оболочку.
Узел не тревожился. Ни один крупный страж не изменил маршрута. Где-то в глубине чуть изменился рисунок гулов, но быстро вернулся к прежнему. Мёртвый элемент здесь был статистикой.
Илвасион спустился в желоб, перетащил сферу в нишу, которую уже превратил в свой ночной «стол». Валяющаяся рядом груда двемерских останков выглядела как свалка, но для него была библиотекой: каждую шестерню он уже перебирал, каждую пластину рассматривал при свете кристаллов, выискивая закономерности.
Шар поддался не сразу. Гладкий металл не хотел пускать внутрь чужие лезвия. Эльф не торопился: аккуратно провёл ножом вдоль тончайшей линии, едва заметной, пока не коснулся чем-то похожего на невидимую блокировку. Где-то внутри щёлкнуло. Панель отошла с мягким, почти живым звуком.
Под оболочкой скрывалась сложная, но уже знакомая архитектура: кольца, штифты, каналы, кристалл в центре, удерживаемый сразу несколькими рамами. Разница была в другом: здесь вокруг «сердечника» стоял дополнительный слой — сложная, многослойная сетка тонких пластин, покрытых теми самыми микроскопическими насечками, которые он уже видел на кольцах пауков.
— Фильтр, — тихо сказал Илвасион себе. — Или… интерпретатор.
Кристалл, если верить его собственным предположениям, был источником и приёмником энергии одновременно. Но кто-то же должен был решать, как именно поток в нём «собирается» в команды для механизма. Эти пластины вполне на это походили.
Талморский маг достал блокнот, быстро набросал схему расположения пластин. Подрисовал, где уже видел подобное. Один узор совпадал с деталями из ремонтного жука, другой — с кольцом распределения от паука. Третий был новым.
Руки работали почти автоматически. Аккуратно, чтобы не обломать тонкие края, он снимал пластины одну за другой, раскладывая рядом в том порядке, в каком они стояли внутри. Каждый ряд помечал цифрами и короткими заметками. Где-то поток, если верить тусклому свечению, шёл быстрее, где-то задерживался. Двемеры не тратили металл впустую. Если они добавляли ещё один слой, значит, он решал отдельную задачу.
Маг-писарь позволил себе минуту, чтобы просто смотреть. Не на детали, а на целое. В голове выкристаллизовывалась знакомая модель: вход, обработка, выход. Машина чувствовала среду через линзы, преобразовывала сигнал в внутренний код, фильтровала через пластины и уже потом выдавала команду двигателям.
— Входной блок, — сухо констатировал он. — Локальный мозг.
Кто-то из магов наверху, увидев подобное, начал бы говорить о «душе машины» или «чудесах древней инженерии». Илвасион предпочитал более холодные слова. Ему было проще уважать механизм, чем богов.
Время стекало вместе с теплом. Узел тихо гудел, поддерживая постоянный режим. Эльфу приходилось считывать этот фон, чтобы видеть, когда в нём происходили отклонения. Несколько раз он замирал, прислушиваясь, — крупный автоматон проходил выше, тяжелыми шагами перегружая конструкции. Как только вибрация уходила, маг возвращался к своему «пациенту».
Ночь за ночью картина становилась плотнее.
Вчера он выяснил, что пауки делятся на минимум три типа по внутренней конфигурации: обследователи, ремонтники и охранные. Отличались не лапами, а «мозгами»: набор пластин вокруг кристалла был разный, как если бы их «обучали» для разных задач.
За два дня до этого разобрал часть механизма, отвечающего за перераспределение энергии при перегрузке. Оказалось, что двемеры закладывали в систему приоритеты: при нарушении баланса в узле мощность автоматически снималась сначала с периферийных датчиков, потом — с второстепенных ремонтников и только в самом крайнем случае — с основных несущих опор и стражей.
По-человечески это выглядело так: «плевать на глаза и уши, главное — чтобы стены не рухнули». Весьма разумный подход.
Ещё раньше он нашёл в одном из коридоров мёртвый, застрявший в полу механизм. Когда-то тот должен был перемещаться по рельсу, как грузовая платформа, но зациклился и заклинил. В его «кишках» Илвасион нашёл отдельный блок, отвечающий за связь: длинную, протяжённую структуру, напоминающую нервный ствол, проходивший через полузал. Потоки в нём шли не так, как в остальных элементах, — быстрее, ритмичнее, почти как импульсы в живом теле.
Каждый такой фрагмент записывался. Не в идеальном, вычерченном виде, как любят делать талморские учёные на Саммерсете, а коряво, с помарками, но суть сохранялась. Маг-писарь постепенно собирал свой собственный «словарь» двемерской логики: как они балансировали энергию, как ставили приоритеты, как отделяли одно от другого.
Сегодняшняя сфера добавила к этому словарю понятие: «локальный анализ».
Илвасион осторожно вернул часть пластин на место, на кристалл ставить не стал. Оставил несколько «пустыми», чтобы позже попробовать подать туда слабый поток с жезла, минуя прежнюю систему. Проверить, как механизм отреагирует на «ложный» сигнал. Понимал, что шанс мал, но в этих руинах его устраивали даже малые вероятности.
Кристалл светился ровно, почти равнодушно. Для двемерской системы он был всего лишь элементом схемы. Для талморца — напоминанием, что и люди наверху, и эльфы в магистрате на самом деле устроены так же: кто-то подаёт сигнал, кто-то фильтрует, кто-то выполняет команду, даже не понимая, зачем.
Маг-писарь усмехнулся уголком губ. Слишком очевидная метафора, чтобы от неё не отвернуться.
Он перевёл дыхание, отложил сферу и потянулся к другой куче деталей. Там лежали уже не просто трофеи, а заготовки. Две пары лап от паука, пара шестерён из платформы, два кольца распределения, пару дней назад вытащенные из разных механизмов. Эльф уже пытался соединить их в нечто цельное, но каждый раз упирался в отсутствие связующего звена. Механика была понятна, логика работы — тоже, но чего-то не хватало.
Снова и снова приходил к тому же: двемеры не собирали конструкцию «по кускам», как дети игрушку. Они проектировали всё сразу как систему, в которой каждый элемент вписан в общий поток. Вырванные фрагменты были как вырезанные словосочетания из книги — по ним можно догадываться о стиле, но не о сюжете.