— Пап! — возмутилась я. — Нет, он не слышал. Да и кому это интересно?

— Не говори ерунды! — тут же вклинилась мама. — Лучше сыграй что-нибудь, а то твой старый инструмент скоро совсем засохнет: ты нас так редко навещаешь.

— Не хочу, — заупрямилась я то ли от врождённой скромности, то ли из природного упрямства. — В другой раз сыграю, сегодня времени совсем нет.

— Ты поёшь?.. — изумился Сертарио и предательски продолжил: — Мне бы тоже очень хотелось послушать. Мы ведь всё равно ещё не уходим…

Издав протяжный вздох, я всё-таки пошла за гитарой. В душе мне, как и любому творческому человеку, было приятно продемонстрировать своё умение публике, пусть даже узкому кругу близких людей, но об этом я, конечно, никому не рассказывала.

— Раз уж зашёл разговор о заповеднике, спою песню, которая родилась именно тогда, когда мы имели удовольствие там находиться. Конечно, музыку я подобрала много позже, да это и не песня даже, а скорее баллада, или как там они правильно называются…

В дикой природе, средь тёмного хвойного леса

Тигрица жила — полосатое чудо тайги.

Шальная, игривая, нравом похуже беса,

Прекрасно опасна, в движениях — смерти шаги.

Лишь одна слабость терзала тигрицу немного:

Егерь, здесь живший, кошачье сердце украл.

Часто ночами сидела она у порога,

Мечтая украдкой, чтобы он приласкал.

Довольно скоро ночную приметили гостью:

Следы мощных лап не укроешь в примятой траве.

Но не почувствовал егерь ни страха, ни злости,

Ведь хищник не значит убийца, не верьте молве!

Месяца два по чуть-чуть приручали друг друга:

Он оставлял ей еду, если птиц забивал,

Она приходить стала днём, ходить полукругом,

Он делал вид, будто этого не замечал.

А ближе к зиме, как ударил первый морозец,

Человек в первый раз осторожно пригладил мех.

И нежность — бездонная, как в пустыне колодец –

И «мур» громовое, и чистый, заливистый смех…

Он ждал каждый вечер, когда силуэт тигриный

Мелькнёт меж дерев грациозной и гибкой красой.

Она же всегда притворялась, будто шла мимо,

И вновь завернула сюда по ошибке простой.

Однажды в безоблачный день тишину разорвало

Рычанье железное, громкие крики людей…

Всё кончилось, как начиналось: внезапно пропало,

Для тигры открыв полосу из ненастных дней.

Летели недели, время вернуло лето,

А тигра всё ходит и ждёт: «Где же мой человек?..

Он без меня скучает, наверное, где-то».

Год пролетел, и землю укутал вновь снег…

Свернувшись клубком, плачет в логове тигра, тоскует,

И крупные капли по морде стекают дождём,

Никто не увидит, как слёзы на шубке рисуют

Две влажных полоски, две тайны, что мы не найдём.

И вот в один вечер, когда, как всегда, у калитки

Она ожидала, сама уж не зная чего,

Судьба размотала и вновь сплела вместе две нитки:

Вскочила тигрица, услышав шаги вдруг его.

А он, поседевший за год, словно старец,

Тепло улыбнулся и молвил устало: «Ждала?»

«Я кошка, свобода — безумный мой танец.

Я ждать не умею, я жизнь для тебя отдала»

Лишь рык различил человек, шерсть густую мешая;

Она убежала, как будто разлуки не жаль.

«И всё же ты кошка, пускай и такая большая…

Не знаешь любви ты, неверная Божия тварь».

…После ужина мы стали потихоньку собираться в дорогу. Мама, несмотря на мои возражения, вручила Сертарио большой пакет пирожков с напутствием уничтожить их по пути. На мою долю достались с десяток пожеланий счастливого отдыха, пара сотен ненужных советов и примерно тысяча многозначительных взглядов касательно моего спутника. Папа только ухмылялся в усы и молчал. Я вдоволь наобнималась с Люськой перед разлукой, и часам к девяти мы всё-таки сели в машину. Автомобиль бодро рванул в сторону столицы по полупустой ночной трассе.

— У тебя очень необычные родители. И очень красивый голос, — Сертарио заворожённо смотрел на пролетающие мимо дома.

— Спасибо, — смущённо ответила я. — Сначала нам нужно будет заехать ко мне, взять меч, а потом отправимся к Виктории. Надеюсь, Михаил благополучно достиг Греции и сейчас уже на катере где-то недалеко от берегов Афона вместе со своим другом.

— Скоро я вернусь домой… — задумчиво произнёс мой спутник. — Интересно, что это за место — мой дом. Разыщу ли я там человека, который наложил на меня заклятие забвения и кто единственный может его снять… И что ждёт меня в мире, из которого я столь поспешно бежал и откуда за мной послали погоню аж в иную реальность.

— Я пробыла там совсем немного, но, знаешь, мне понравилось. Я почему-то совершенно не чувствовала там себя лишней или чужой — не было страха, разве что любопытство. Мне кажется, твой мир чудесен и удивителен. К тому же с нами будет очень могущественный проводник.

— Вот это-то меня пугает едва ли не больше всего… Кто знает, что замышляет Феликс на самом деле… Уверен, что он сообщил тебе ровно столько, чтобы ты действовала по его плану.

— Когда имеешь дело с таким человеком, ни в чём нельзя быть уверенным до конца, — вздохнула я. — Хотя его выводы показались мне довольно логичными и тем более убедительными, что я сама пришла к той же мысли ещё до того, как её озвучил Верховный канцлер.

— Может быть… — недоверчиво протянул Сертарио. — Хотя лично я не верю в его добрые намерения бескорыстно уничтожить Аквамарины без малейшей выгоды для себя. Он наверняка ведёт какую-то свою игру, посвящать в правила которой нас не намерен.

— Что ж, в таком случае нам придётся играть вслепую, не зная правил, — заключила я. — До поры до времени. Будем надеяться, что твой друг, о котором толковали Вильдан с Ямбре, отыщет тебя и поможет немного прояснить ситуацию. А до того момента мы сможем чувствовать себя в большей безопасности рядом с Феликсом, нежели в одиночестве — в мире, который совершенно незнаком мне и о котором начисто всё забыл ты.

Глава 13

В Москве мы оказались около полуночи. Дома я поспешно собрала самые необходимые вещи, включая, помимо тёплой одежды, спичек, ножа и фляги, несколько банок тушёнки и три буханки хлеба — вряд ли нам придётся останавливаться на перекусы в столовых. Забив таким образом два небольших рюкзачка и повесив один из них на своего спутника, я вручила ему меч, после чего мы отправились к Виктории, куда и прибыли в третьем часу ночи.

— Привет, ребятки, — она