В моем голосе сквозила неприкрытая паника, неподдельное отчаяние и мольба о помощи. Я боялась. До одури, до потери пульса боялась возвращения в тот кошмар, от которого так отчаянно пыталась убежать, бросив все, чем дорожила. Замужество по принуждению, жизнь под постоянным контролем, лишенная свободы и возможности выбора, — это было хуже самой мучительной смерти.

— А почему ты так уверена, что замужество — это такое уж страшное зло? — невозмутимо возразил Геннадий, склонив свою умную голову набок, рассматривая меня, словно диковинную букашку. — Может быть, стоит хотя бы рассмотреть этот вариант, прежде чем бежать сломя голову в неизвестность?

Я замерла на месте как громом пораженная, обессилено опустив руки. Что он такое говорит?! Предает меня?!

— Ты… ты сейчас серьезно? — прошептала я, чувствуя, как мир вокруг начинает неумолимо вращаться, теряя опору под ногами.

Геннадий медленно кивнул своей маленькой головкой, глядя на меня своими пронзительными немигающими глазами.

— Подумай сама, Аэлита, — прокаркал он, словно отчитывая неразумного ребенка. — Ты же сама говорила, что всеми силами избегаешь брака со старым противным богачом, у которого одна нога в могиле. А тут молодой, сильный, красивый, богатый… И, судя по всему, не совсем уж тебе безразличный, раз ты краснеешь при одном его упоминании.

Я растерянно опустилась на ближайший стул, чувствуя полное физическое и моральное опустошение. И вправду… Я всегда представляла себе своего жениха как какого-то сморщенного старикашку с дрожащими руками, противной улыбкой беззубого рта и запахом нафталина. А тут… Арион. Высокий, статный, с пепельными глазами, чьи прикосновения вызывали у меня странные, волнующие чувства, о существовании которых я уже и позабыла, так давно это было. Разве я могла когда-нибудь даже в самом страшном сне подумать, что мой ненавистный жених — тот самый мужчина, к которому я, кажется, испытываю искреннюю, почти неконтролируемую симпатию?

Но тут же словно очнулась от наваждения, одернув себя от опасных мыслей. Нет! Это все обман. Тщательно спланированная ловушка, чтобы заманить меня в свои сети. Нельзя поддаваться этим чувствам. Нельзя забывать о своей цели.

— Нет, Геннадий, — твердо сказала я, отмахнувшись от наваждения. — Это совершенно не имеет никакого значения. Нельзя выходить замуж по принуждению. Я хочу выйти замуж по любви, по собственному добровольному желанию! А не потому, что так нужно кому-то, кроме меня.

Вспомнила все это безумное приключение с побегом из дома, жизнью под чужим именем… Нет, я не хочу быть марионеткой в чужих руках, послушно исполняющей чужую волю. Я хочу сама решать свою судьбу, сама выбирать свой путь, даже если этот путь будет трудным, тернистым и полным опасностей. Лучше свобода и нищета, чем богатство и рабство.

От резкого оглушительного стука в дверь я вздрогнула всем телом, словно меня ударило электрическим разрядом. Каждый мускул напрягся, сердце бешено заколотилось в груди, барабаня в висках и отзываясь болезненным эхом в животе, готовое вот-вот вырваться наружу и сбежать прочь от нависшей опасности.

Арион!

Не может быть никого другого.

Он стоит за этой дверью и ждет момента, чтобы схватить и вернуть в ненавистную золотую клетку.

Геннадий с громким тревожным карканьем сорвался с места и, беспорядочно махая крыльями, взмыл под самый потолок. Там, среди паутины и пыли, он искал какое-то свое птичье укромное убежище. Он явно тоже почувствовал неладное. Животный страх и инстинкт самосохранения двигали ворчуном.

Я стояла словно парализованная, не в силах сделать ни шагу. Ноги вдруг стали ватными и непослушными, словно приросли к полу, а в пересохшем горле образовался сухой ком, не дающий даже свободно вздохнуть. Страх сковал меня по рукам и ногам, лишая возможности мыслить логично и действовать разумно.

— Что же ты стоишь словно каменный истукан? — прокаркал Геннадий с высоты своего наблюдательного пункта, пытаясь придать моему телу хоть какое-то движение. — Открывай дверь. Если это он, то все равно не убежать, как бы ты ни старалась. А если стучит, значит, пришел с каким-то предложением. Возможно, даже с миром. И потом, — добавил он, скривив клюв в ехидной едкой усмешке, — особого выбора у тебя, кажется, сейчас и нет. Или ты собираешься вечно прятаться здесь, как мышь от кота?

С тяжелым надломленным вздохом, словно иду на верную смерть, я поплелась к двери, волоча за собой ноги, словно гири. Рука дрожала, когда я тянулась к холодной металлической дверной ручке. Набрала в легкие побольше воздуха, пытаясь справиться с охватившей меня дрожью, и с тихим скрипом резко распахнула дверь.

На пороге стояла… старушка Берта, наша тихая и безобидная соседка, с которой мы перекидывались парой слов при встрече, не более. Именно к ней я бегала за яблоками, когда готовила пирог для Марты и ее семейства. Ее лицо, испещренное глубокими морщинами, словно карта извилистых дорог, выражало добродушие и приветливость. В руках она держала небольшую плетеную из лозы корзинку, прикрытую вышитым старомодным полотенцем с полевыми цветами.

— Здравствуй, Аэлита, — проскрипела она своим старческим, слегка дрожащим голосом, в котором чувствовалась искренняя забота. — Зашла попросить у тебя немного солений. Говорят, ты их отменно готовишь, на всю округу славишься. А в благодарность хочу угостить тебя своим компотом и пирожками. Сегодня готовила. Свеженькие, еще дымятся.

Я облегченно выдохнула, чувствуя, как немного спадает напряжение. Это всего лишь обычная соседка. Не Арион. Не кошмар, воплотившийся в реальность.

— Ох, проходите, проходите, бабушка Берта, — пробормотала я, отступая в сторону и пропуская ее в дом. — Какие уж тут соленья… Сама не знаю, как все получилось.

Старушка, слегка прихрамывая на левую ногу, вошла в кухню, оглядываясь по сторонам с нескрываемым интересом.

— Ну и домик же тебе достался, — покачала она головой, осматривая обшарпанные стены и старую, потемневшую от времени мебель. — В запустении совсем… Но, думаю, ты быстро наведешь здесь порядок, у тебя же руки золотые. Ну что, не выяснила ты, кто это у тебя по огороду топчется ночами? Все грядки помяли, всю капусту погубили.

— Ой, нет, бабушка Берта, — ответила я, покачав головой. — Я ночами сплю как убитая, ничего не слышала и не видела.

— Эх, жаль, — вздохнула старушка, с грустью оглядывая меня. — А ты это куда, собственно, собралась? Мешок какой-то у двери стоит, собранный, словно на войну. Неужели переезжаешь? Что-то случилось?

И тут меня прорвало, словно плотину сорвало бурным потоком накопившихся переживаний. На глаза навернулись слезы, и я, всхлипывая, словно маленькая испуганная девочка, рассказала старушке Берте весь свой несчастный и запутанный случай. О побеге из-под венца, о принудительном замужестве с нелюбимым человеком, о страхе быть пойманной и возвращенной в ненавистную