Первым гордо шагал молодой темноволосый парень с умными серыми глазами и чуть вздёрнутым носом. Эти черты делали его очень похожим на маму, но детского или женственного в будущем короле франков не было ничего. Судя по рукам и фигуре, он совершенно точно знал, как владеть мечом, как лететь в конную атаку и как руководить морским захватом. Но то, что увидели эти серые глаза здесь только что, делало их чуть удивлёнными и недоверчивыми. Город пал за такое время, за какое можно малую деревеньку захватить. Но он старался не подавать виду, что был, так скажем, слегка обеспокоен.

Позади Филиппа важно вышагивали, ну, по крайней мере очень старались казаться гордыми и невозмутимыми, дорого и богато одетые товарищи из свиты, ближайшего окружения. Почти у каждого доспех и оружие были украшены золотом и каменьями. Бархат, серебро и перья. Рысь за правым плечом фыркнул, но сделал вид, что закашлялся. Да, новомодные узкие штанишки на части из королевского окружения смотрелись довольно вызывающе. Но больше внимания Всеслава привлёк рослый бородач, крепкий, плечистый, постарше его самого́. У того в одежде не было модных изысков, а доспехи смотрелись очень органично, как влитые. И он принял и выдержал взгляд Чародея, что мало кому удавалось, чуть прищурив карие глаза под каштановыми с проседью бровями. Став неуловимо похожим на медведя. Пузатого неуклюжего увальня, что во мгновение ока мог стать смертельной угрозой.

— Я — Филипп, сын короля Генриха и Анны Русской, — чуть картавя представился парень. Твёрдым, недрогнувшим голосом. И продолжил, чуть обернувшись к тому медведю:

— А это — нынешний муж моей матери, Рауль де Крепи́, граф Валуа, граф Амьена, граф Вексена, граф де Бар-сюр-Об, граф Мондидье…

Тут едва не вышел конфуз. Рысь, утомившись, видимо, протоколом и высушиванием титулов, начал переводить их на свой лад и в своём духе: «граф овина, барон гумна, маркиз мондидьёп твою…», но оборвал перечисление, когда Всеслав не глядя лягнул его пяткой в колено. Понятно, что после всей этой заварухи, которая ещё и не закончилась, на нервах были все, но хоть какое-то уважение при встрече почти что на Эльбе надо было сохранить.

— Да к чёрту титулы, сынок! На той карте, что привезла с Руси Анюта, мы оба видели, что сравнивать наши земли с владениями твоего кузена даже не смешно, — рослый шагнул вперёд, чуть сдвинув Филиппа, и протянул ручищу, сказав просто: — Рауль!

То, каким тоном он говорил, а главное, как произнёс имя тётки, с неподдельной суровой нежностью любящего мужа, подкупало.

— Всеслав! — произнёс великий князь диких русов, шагая вперёд, пожимая предложенную мощную руку за предплечье. Так, как было привычно нашим. И то, как свободно и легко прошло рукопожатие, заставило зареветь радостно всех на берегу. И крики стали ещё громче, когда вожди обнялись, вполне по-дружески.

— Ловко ты их. Научишь? — негромко шепнул франкский медведь на ухо полоцкому волку.

— Научу. Не чужие ж люди, родня всё-таки, — так же тихо ответил Чародей.

— Генрих помрёт с досады! — как можно было уместить в короткой фразе, сказанной шёпотом, столько сарказма, я и представления не имел, но Рауль как-то справился.

— Ну, должен же он с чего-то помереть? Чего бы и не с досады? — с улыбкой отозвался Всеслав.

— А он мне по́ сердцу! — взревел во весь голос де Крепи́, разжимая объятия, но начиная хлопать Всеслава по плечам, как от переполнявшей душу радости встречи с давно потерянным родственником. — Я клянусь Святым Мартином и Святым Жерменом, этот воин хоро́ш! Анюта была во всём права, и даже в том, что он мне понравится!

А я вдруг вспомнил, кого же мне всё это время напоминал шумный и энергичный франк. И эти глаза с хитрецой и куражом, и перебитый явно не раз нос, и то, как были очерчены на его рубленом лице губы — всё делало его похожим на одного из моих любимых артистов, шумного весёлого француза, боксёра, хулигана и любимца женщин. Тот блестяще играл что суровых полицейских, что забавных простачков. Этот явно тоже мог удивлять разными амплуа. Разве только покрупнее был, причём прилично.

После этого знакомства протокол чуть сдал позиции: мы представляли своих, они — своих, мужчины жали руки и обнимались. Одним из последних Филипп представил высокого негра с неожиданно светлыми глазами, смотревшимися на чёрном как гуталин лице очень контрастно.

— А это — мавр, гость при нашем дворе, великий путешественник и географ, добравшийся до нас из диких земель далёкого юга, Луи Корвала́н! — отрекомендовал его двоюродный брат.

Но что-то в его голосе зацепило. Мы вгляделись в чернокожего путешественника повнимательнее. Всеслав потянул носом, почуяв резкие ароматы пряностей и, кажется, ванили. Которые пытались, но не могли перебить запахи дёгтя и жжёной пробки.

— Я рад знакомству с тобой, уважаемый Луи. Если бы не слова моего кузена, я бы решил, что ты — переодетый барон Роже де Мортемер. Который опять проспорил кому-то кучу денег, — сообщил спокойно Чародей. Глядя, как меняется лицо «мавра» и начинает ржать де Крепи, громко, до слёз, всхлипывая и хлопая себя по ляжкам.

— Да как⁈ — вскричал фальшивый чёрный человек, разом теряя инкогнито и самообладание. — Как так-то⁈

И его растерянное лицо вызвало новый приступ хохота.

— Я клянусь Святой Клотильдой, когда Анюта говорила, что он — колдун, я не верил! И про то, что они с сыном Глебом любого менестреля заткнут за ремень… за кушак? За пояс! Вот, тоже не верил. А зря, ох, зря-а-а! Права была как всегда, радость моя! — завывал Рауль, повиснув на плече широко и по-доброму улыбавшегося Филиппа.

Глава 14

Ответы на вопросы

— А это ещё что такое? — вскинулся де Крепи.

За нашими спинами, за постройками порта и предместьями захрипели надрывно трубы. Гости из-за моря закрутили головами, кто-то из задних рядов что-то орал и махал руками кораблям, видимо, командуя быструю высадку десанта. Всеслав же отметил то, что медведь неуловимо оказался перед пасынком, которого